"В ОКРУЖЕНИИ В ИЛОВАЙСКЕ НАМ ГОВОРИЛИ: ВЫ ПАНИКЕРЫ, ВСЕ ХОРОШО"

29 августа. Черный день для украинской армии. Три года назад на выходе из Иловайского котла вооруженные силы Российской Федерации в упор расстреляли из тяжелого вооружения колонны украинских военных. Погибли 366 украинских военнослужащих, еще 300 попали в плен боевиков, 429 получили ранения различной степени тяжести. Это только официальные данные. Большинство бойцов, которым удалось выйти из котла, - а многим пришлось пробиваться к украинским позициям по две недели, в страшную жару, пить воду из луж и есть зерно в полях, - уверены: реальные потери могут быть выше.

Незадолго до третьей годовщины Иловайской трагедии главная военная прокуратура ГПУ, которой руководит Анатолий Матиос, обнародовала результаты своего расследования факта ведения РФ агрессивной войны против Украины. В выводах прокуратуры говорится, что 11 августа 2014 года руководство АТО отдало приказ, для исполнения которого командующий сектором Б принял решение зачистить от боевиков город Иловайск. К боевой операции были привлечены силы ВСУ и отдельных добровольческих батальонов. Замысел был абсолютно обоснованным и позволял в дальнейшем окружить и освободить от террористов Донецк.

Чтобы этого не допустить, российское руководство организовало прямое вторжение своих войск в Украину. В ночь с 23 на 24 августа границу пересекли 3500 российских военных, до 60 танков, до 320 БМП, до 60 пушек, до 45 минометов, 5 ПЗРК. Значительный военный контингент Россия сосредоточила на границе.

"Единственным фактором, который находится в непосредственной причинно-следственной связи с Иловайской трагедией, является военная агрессия вооруженных сил Российской Федерации в виде прямого вторжения на территория Украины и дальнейшее совершение военными страны агрессора военных преступлений", - считает следствие. Вопрос ответственности военно-политического руководства страны, его халатности или некомпетентности ведомство Матиоса тщательно игнорирует уже три года.

Результаты расследования Иловайской трагедии вызвали волну возмущения: три года потратили впустую, чтобы установить вину России, о которой и так все знают. "Это не расследование, а издевательство над памятью погибших героев", - резко отозвался о расследовании ГПУ глава объединения участников АТО Справедливость Тарас Костанчук.

В августе 2014 года Тарас Костанчук (позывной Бишут) возглавлял штурмовую группу батальона Донбасс в Иловайске, и его бойцы несколько дней ожесточенно держали осаду в городской черте, пока, говорит, руководство Генштаба все не могло поверить в прямое вторжение российских войск. О том, как проходило планирование операции по зачистке Иловайска, почему она не была реализована и как российские войска расстреливали украинских военных, Костанчук рассказал в интервью LIGA.net.

- Был риск того, что мы потеряем страну, так что все произошло спонтанно. Сначала я пошел в военкомат. Там была большая очередь - март-апрель 2014 года. В военкомате мне, как и всем, сказали, что данные записали и позовут. На этом моя история с Вооруженными силами Украины закончилась.

- Нет. Из тех, кого я знаю - никому не перезвонили. На тот момент, когда это действительно нужно было, военкоматы ничего не делали. Как и вся армия, руководство, Генштаб и все эти идиоты. Никто ничего не делал. А потом случайно я увидел ролик по телевидению, что появился батальон Донбасс, который находится ближе всего к войне. Хотя на тот момент она еще не была войной, мы не понимали, что происходит. Я нашел через интернет, - этот Семенченко вовсю уже пиарил, - позвонил, взял охотничье оружие и поехал.

- Со своим. Поначалу мы были просто черными человечками - все в черной форме.

- Черных человечков в прессе раскрутили в противовес зеленым человечкам. Украина тоже говорила, что не знает, кто это такие, - как и Путин о своих зеленых человечках. У нас была полностью черная форма, шеврон "Донбасс", и черные человечки действовали против зеленых. В том же юридическом статусе, - то есть, никакого юридического статуса. Кто мы такие, откуда у нас оружие, что мы делаем - никто не знал.

- Наша первая база была в Артемовске. В первую же ночь нас обстреляли из противотанкового гранатомета. Вот тогда лично мне стало понятно, что это война. До этого было нечто непонятное, даже когда мы хулиганствовали черными человечками, - не было пушек, танков. Вообще осознание приходит постепенно, не в один момент. В ту ночь обошлось без погибших. Одному бойцу посекло лицо осколками из окна, но нам повезло, никто не был серьезно ранен. Мы еще не понесли потери среди друзей. Потом, через неделю, начались зачистки населенных пунктов, освобождение Попасной. И в Попасной при первой атаке у второй роты уже были двухсотые. Недостаточно опыта одного боя, чтобы понять, можешь ты воевать. Сможешь ли ужиться с внутренним страхом, который физически парализует. Его невозможно побороть, но мозг должен перестать реагировать на чувство страха. У нас были несколько человек, которые не смогли: пришли добровольцами, а потом вернулись домой.

- Да, все были без опыта. Хотя нет, обманываю. У нас были афганцы. Из тех, кто действительно воевал. Потому что в Афганистане тоже было неоднозначно: у кого-то был огневой контакт, у кого-то нет. Были до десяти мужиков моего возраста, которые прошли через огневой контакт, а Скиф (погиб 19 августа под Иловайском - ред) был даже награжден орденом красной звезды в Афганистане. Мы с ним познакомились еще в пионерлагере Дружба, когда черными человечками были. А все остальные, даже те, кто был офицерами запаса - это ничего не означало, просто люди, у которых была работа носить погоны, но не было опыта и практики. Фактически это были гражданские люди в погонах.

- Нет. Это же было незаконное вооруженное формирование. Я сейчас ссорюсь с прокурорами, с военными, со всякими идиотами, которые выдвигают обвинения против добровольцев. Говорю: давайте тогда и меня судите. Я вот могу с повинной прийти - на Майдане кидал в милиционеров булыжники. Судите меня за это. Вы же пытаетесь других в чем-то обвинить. Так вот, я признаюсь: брал и кидал булыжники. А потом со своим личным оружием бегал по территории Донецкой области и стрелял в каких-то людей. Причем нас было много, так что это точно незаконное вооруженное формирование. Значит, мы бандиты, наверное. Мы там еще и милиционеров арестовывали.

Кто нас чем обеспечивал? Что притянули с собой или забрали у милиционеров - то и наше. Эти милиционеры не хотели даже свои обязанности выполнять. Мы заходили в райотдел - они сидят и глаза лупят. Мы говорим: ты же присягу давал, ты же правоохранитель, чего оружие не берешь, в окно не выставляешь, не наводишь порядок? Страшно.

- Конечно. А потом, когда зашли Попасную на зачистку, то не просто оружие отобрали, а под арест посадили. Это мы уже были в составе Национальной гвардии.

- Заданий было много. Официально это был батальон особого назначения Национальной гвардии при МВД. Задача - зачистка населенных пунктов после того, как их освободили Вооруженные силы Украины. Наводить порядок и замещать правоохранительные органы, пока не будут сформированы новые. А это значит выявление террористических групп, сепаратистов, бандитов. Это очень сложная задача, на самом деле. Если Вооруженные силы Украины идут вперед с танками, артиллерией, выбивают врага, прикрываясь техникой, то потом спецбатальоны должны на свой страх и риск от подъезда до подъезда, от подвала до подвала все зачистить, чтоб за спиной никого не осталось. А были случаи, когда стреляли в спину. То есть, если брать юридически, то задача батальона была - зачищать населенные пункты после их освобождения. Но так было не всегда. В Попасной сами выбивали, Лисичанск освобождали вместе с 95-й бригадой, в Иловайск тоже шли освобождать.

- Так и планировались. Ставилась задача - освободить город. Были ограниченные данные, условно: там блокпост и там блокпост, внутри может находиться такое-то количество боевиков. На самом деле, работала только разведка боем: когда мы вступали в контакт, то примерно начинали понимать по количеству огневых точек, интенсивности огня, калибру, кто нам противостоит. Из охотничьих ружей стреляют - или снайперские комплексы, пулеметы, минометы, АГС. Один раз подошли на огневой контакт, второй, третий - и уже понятно, откуда стреляют, можно планировать. Сначала артиллерию запросили, чтоб они блокпосты обстреляли. А тогда артиллерия только училась стрелять. Это уже к концу 2014 - в 2015 году научилась и, думаю, стала одной из сильнейших артиллерий в мире. Сначала это была жуть, конечно. Мы им говорим координаты, не доходим полкилометра до блокпоста, ждем, - и тут нам прилетает. Развернулись, по кустам в разные стороны, потому что бьют не туда, куда мы запросили. Они же за 20 км находятся. Тут же им: возьмите правее, коррекция огня, опять они накрывают. А это страх господень, когда артиллерия воет, особенно для молодых ребят, которые впервые это слышат и видят - взрывы, пшеница горит. Вот такие были планирования. К третьему разу уже точную информацию имеем, усилились где надо, чтоб больше автоматчиков шло, зушка, обстреляли. И так с третьего раза взяли Попасную. Потеряли ребят в первый заход, раненые были во втором заходе, а в третий уже массированно ударили, с разных сторон, обошли блокпосты и их выбили.

Аналогично и по Лисичанску. Раз, два - разведка боем, 95-ка шла, арта работала. Потом благодаря нашему командиру Шульцу не дали фактически разрушить Лисичанск. Никто не хотел рисковать, и дали команду, - типа, сепары сидят в центре в комендатуре, давайте туда артиллерию. А это жилые кварталы. Был у нас мудрый парень, дядька Серега Шульц, который сказал: мы отсюда не уйдем, так зачистим, без артиллерии. Дошло до ссоры. Только потому, что он сказал по рации - не уйдем, если ударите, то и по нам попадете, - не начали стрелять, и ребята спасли от обстрелов центр города.

- Алгоритм, в принципе, был тот же. Приехали, откуда-то с черта взялся тот Семенченко, получили задачу освободить Иловайск. Посмотрели по карте: от Курахово надо четыре или пять часов двигаться колонной. Но мы знали, что ВСУ с другими батальонами идут двумя клинами, чтобы границу перекрыть. Иловайск на этом пути был стратегическим городом: самый короткий путь, основной железнодорожный узел прямых поставок из России, действительно, если его возьмем, поставки перекроем - то все закончится. Мы бы отрезали Донецк. Задача понятна, планирование - что будем делать? Выдвигаемся в Иловайск, будут еще дополнительные силы, батальоны, попробуем зайти, посмотрим что будет, и потом примем решение, с какого раза и каким образом берем его.

- От Генштаба были такие данные: они предполагают, что там до ста боевиков, они предполагают, что боевики знают о попытке ВСУ замкнуть кольцо по границе, и они предполагают, что особого сопротивления не будет. Не больше, чем в других городах. Конкретных данных у Генштаба не было. Когда мы прибыли на место, нас встретил Хомчак, который от Генштаба командовал сектором, и сказал: ребята, у меня есть только такие данные, только предположения, я дважды отправлял разведчиков подойти ближе по зеленке - их обстреляли. Данных не добавилось. Будем пробовать? - Будем. Пошли.

- 10 августа мы пошли первый раз пробовать. Пощупали и поняли, что их там намного больше. В тот день на правом фланге наша разведка нарвалась на бой, слышала призывы Аллах акбар, и стало понятно, что там кадыровцы - гарантированно профессиональные бойцы, а не ополченцы и не наркоманы. Потом пошла разведка в зеленку по левому флангу и нарвалась на целые залежи боевиков: они там зарылись, замаскировались и ждали нас. Все было подготовлено, они построили укрепрайон, просто так с кондачка не возьмешь. Мы отошли, тогда потери были у батальона Днепр, и у нас тоже. Начали планировать более тщательно. Хомчак сказал: встречаемся через неделю, подтягиваем тяжелую бронетехнику, танки, и будем вести атаку с нескольких сторон, чтобы захватить Иловайск.

- Мы отошли 10 августа назад в Курахово. Где-то 15 числа я отправился на планирование, назад к Хомчаку под Иловайск. Он говорит: смотри, мы уже Грабское выбили. Был серьезный бой, военные ВСУ танк потеряли, но закрепились в Грабском. Потом, говорит, мы уже вывели на четыре позиции вокруг Иловайска танковые группы: тут два танка и один БМП, там один танк и два БМП, и так далее. Четыре точки вокруг Иловайска мы держим под огнем. И мы рассчитываем, что эти таковые группы, если пойдет подкрепление боевикам в Иловайск, смогут его отсечь. Хорошо? - Хорошо.

И мы это все спланировали. У Хомчака были дымы, и решили задымить центральную часть Иловайска. Батальону Шахтер, с которым никто не хотел воевать, потому что они до этого сбежали, сказали: вы заляжете, будете стрелять и делать вид, что атака идет там, где дымы. А в это время мы с двух флангов пойдем в наступление. Батальон Донбасс зайдет в Грабское днем ранее и начнет атаку с левого фланга. Другие батальоны - Днепр, Правый сектор, подразделения ВСУ, начнут с правого фланга, на церковь. Фактически мы хотели обойти основной огромный укрепрайон в индустриальной зоне, который выявили при первой атаке. Зайти с флангов. План был неплохой. Единственное, что потом не удалось его реализовать.

- По правому флангу не смогли пробиться в Иловайск. Там были большие потери и у Днепра, и у Правого сектора, и у Вооруженных сил. Мы зашли и зачистили левый фланг, выбили блокпост, уничтожили несколько огневых точек в депо, где были укреплены боевики. Фактически мы их просто вытеснили из левой части города. Они отошли на правую сторону, за железную дорогу. Половину Иловайска мы заняли. И ждали, когда же зайдут с правого фланга. Как оказалось потом, бой был затяжной с большими потерями. Не пробились. А самое главное, в чем оказался просчет - не смогли перекрыть им подкрепление. Мы пытались помочь, пошли через пешеходный мостик и атаковали фактически с тыла. И видели, как проехал БТР и КамАЗ с боевиками. Не было запора. Мы думали, четыре наши танковые группы их перекроют - ничего подобного. В город начал поступать батальон Восток, пошли большие силы им на подкрепление. Первый прорыв был остановлен, все стало намного сложнее.

- Я дал приказ штурмовой группе отходить, потому что мы увидели, что к боевикам идет подкрепление. Нас плотно крыли из БТР, крупным пулеметным калибром. Бой на тот момент шел четыре часа. Мы отошли на ту сторону, которая была за нами. Там огромное количество железнодорожных путей, которые делили город и не давали им возможности незаметно перебежать. Оставили засады, пулеметные гнезда, и ребята отошли. А меня ранило в голову. Я остался в окружении, в центре Иловайска, с бойцом Никитосом - он был ранен в ногу.

- Штурмовая группа отошла, закрепилась в школе, вокруг школы создали укрепблоки, зарылись, поставили пулеметы, БМП, - Хомчак нам дал четыре машины. И потом с 19 по 23 августа, несколько дней, проводили зачистки этой территории, которую держал батальон. Подтянулись еще несколько небольших групп: из Миротворца - 30 человек, из других подразделений. Они, кстати, когда к нам шли - им говорили, что Иловайск уже наш, и надо только помочь его зачистить. Они не знали, что тут надо еще держать оборону, и он далеко не наш. Обманули людей фактически и отправили к нам в помощь.

Группа все ждала, что к ней с правого фланга все же подойдут. Но 23 августа им позвонили ребята из ВСУ и сказали, что командование бежит, идут обстрелы из Российской Федерации по нашим войскам, которые клин вдоль границы делали, что Литвин сбежал, и наши отступают. Начали кричать - что делать, давайте команду на отход, - а команды нет. День, два, три. Потом нас уже окружили. И начались переговоры о выходе из кольца.

Мы там знали, что уже находимся в окружении, а нам рассказывали: вы паникеры, все хорошо. Они не верили даже своей разведке. Как мы потом узнали, военная разведка докладывала, что в Иловайск зашли российские регулярные войска, - "не может быть, перепроверьте данные". А потом, когда поверили, когда в Киеве уже парад провели - оказалось, поздно.

- Окончательно - это уже когда ребята взяли их в плен.

- 26-27 августа. Кадыровцы воевали изначально: когда шел бой в центре Иловайска, я вел штурмовую группу, мы слышали их Аллах акбар, и морды я видел эти, и как они перемещаются, в канализации прячутся - то, что они делали в Грозном, это их тактика. Обстрелянные бойцы, которые не боятся войны. Было понятно, что мы ведем бой с профессиональными бойцами. Но это еще были кадыровцы, а не россияне как таковые. А уже потом ребята захватили в плен кадровых российских военных, и они им мычали, что их тут на учения перебросили, а они заблудились. Это была бригада ВДВ, россияне.

Почему еще сорвалась операция по освобождению Иловайска? Россия начала обстреливать со своей территории клин украинских военнослужащих, причем мощно, несколько бригад артиллерии работали, сушки, самоходные установки крупного калибра, по нашим били. Обосрался этот Литвин, бросили сектор, начали бежать из-за обстрелов.

Потом у них паника началась, когда доложили, что четыре батальонные группы зашли в Донецкую область и четыре в Луганскую, с двух сторон, чтобы наш клин отрезать. Что это война против регулярных войск, против вооруженных сил Российской Федерации.

- За неделю все бы закончилось. Думаю, максимум до конца августа мы бы уже вышли на границу, зачистили и Донецк, и Луганск.

- Условно говоря, батальон - это 500 человек, плюс-минус. Батальонная группа - это когда к батальону для выполнения определенной задачи добавляется техника, специалисты, и все это увеличивается в количестве. Батальонная группа может насчитывать до тысячи человек. А там были мотострелковые батальоны, усиленные танками, артиллерией, самоходными установками. Так что мы предполагаем, если четыре батальонные группы, то около 4000 человек. И это только на одном направлении.

- По-разному. Это трагическая и сложная история. Сначала ходили на переговоры, все надеялись. Никто не мог поверить, что россияне действительно ввели свои войска, это фактически означало, что Россия объявила войну Украине. На территорию Украины зашла армия - 4 тысячи в Донецкую область, 4 тысячи в Луганскую область. Пусть даже чуть меньше, но четыре батальонные группы в двух направлениях. Всего восемь. Так объявляйте России войну, раз она прямо зашла на нашу территорию! Никто этого не сделал. Начали договариваться на каком-то уровне, непонятно с кем, о выходе. На низовом уровне Хомчак ходил на переговоры с командующим этих групп. Потом вернулся, доложил. Сказал: смотрите, они предложили одно, потом другое, дошло до требования выходить двумя колоннами, без оружия и техники. Он послал их, - мы оружие никогда не оставим. Короче, вроде согласились они на это. И он договорился о выходе двумя колоннами. Это был их первый тотальный обман, потому что они не дали выйти.

- Планировалось, что они дадут два российских БТР, которые возглавят две колонны и поведут двумя путями. Почему двумя колоннами? Чтобы это не растянулось на километры, двумя более короткими выйдут скорее. Но утром 29 августа почему-то появился только один БТР, и сказали, что колонна будет одна. Так вышло, что батальон Донбасс выходил последним, хотя сзади еще шли коробочки. Шли одной колонной, по одной дороге, и всех привели в кольцо из трех оборонных линий РФ, - они выстроили такую трехэшелонную защиту. Кстати, они там уже успели закопать танки, артиллерию, а на это нужно минимум три дня. Отнимите от 29 августа три дня - 26 августа. А до этой точки им надо было еще дойти с боями. И выходит, что, как и сообщали нам ребята из других подразделений по телефону, уже 24 августа вся эта российская армия заходила на нашу территорию. А у нас тут парад проводили.

Ну вот. Когда начались обстрелы, Хомчак заявил: выходим с боем. Но не было централизованного управления. Отсутствовала коммуникация. Не мог тот же Хомчак руководить всеми, потому что не было единого узла связи, который давал бы ему возможность четко давать команды и получать реакцию. Конкретно по батальону Донбасс. Он: "Донбасс". Нет ответа. Он: "Филин". Нет ответа. Тот козел, значит, куда-то пропал - это начальник штаба, который должен был при отсутствии командира батальона взять командование. Он: "Кто-нибудь". Там Тур был, командир роты, который в итоге взял на себя командование батальоном, потому что Филин пропал. Рации были очень плохие. Колонна растянута на несколько километров, машина за машиной, не добивают. Приходилось чуть ли не по телефону, которые толком не работали, передавать команды.

- Да, во время обстрела Тур погиб почти сразу. Никто не понимал, что происходит впереди. А это километры. Начался массированный обстрел всей колонны со всех сторон. Все разделились. Одни - в одну сторону, другие - в другую. Затем снова разделились, на небольшие группы. Заняли позиции для обороны. И выходили каждый как себе понимал. Кто-то держал долгие бои, пока не выходил на прямые переговоры с россиянами. Те типа - сдавайтесь, вы у нас под прямой наводкой, а у вас только автоматы, даже РПГ нет. Сдавайтесь, мы вас передадим назад, но не будет бойни.

Вторые разбились на небольшие группы и начали выходить: через заросшие поля, через зеленку, по 5, по 15 человек. Некоторые группы блуждали по две недели. Наталкивались на российский заслон - отходили назад, снова прятались, пили из луж, ели зерно на полях. Главное - это жажда была, потому что жара стояла страшная, за 30 градусов. И потом лазейки находили, потому что там не было границы, фронта как такового, были просто засады на дорогах, тропинках. Эти группы выходили через разные овраги и леса.

Некоторые держали оборону по три дня и потом сдавались в плен, потому что у них трехсотые. Невозможно смотреть, как умирает твой побратим, а ты ничего не можешь сделать. Жара, раны гноятся, очень быстро развиваются все абсцессы, это страшно. Принимали решение сдаться, чтобы они получили медицину. И тогда россияне во второй раз подлость проявили: обещали, что передадут украинской стороне, под гарантии. А потом загрузили фуры и передали боевикам. Мотороле, батальону Восток.

Так что примерно треть нашего батальона попала в плен, это сто с чем-то человек, треть погибла под прямыми обстрелами 29-30 августа, ну а треть вышла с боями: кто через три дня, а кто через две недели, блуждая между населенными пунктами и зеленкой.

- Да. У меня было ранение в голову, когда наша штурмовая группа отходила за железную дорогу. Открыл глаза - а уже все. Я был в шлеме, он меня и спас. Пуля не пробила навылет голову, а только треснул череп, и она в нем застряла. Фактически шлем развернул пулю, она ударила не прямиком, а плашмя. И я остался в центре Иловайска.

- Со мной еще был Никитос, который прыгал рядом с простреленным коленом. Я схватил его, он схватил меня. Забежали в подъезд жилого дома. На втором этаже увидели небронированные двери, ударили - они открылись. Оказалось, что хозяйка квартиры - 90-летняя бабушка. Я старался с ней много говорить. Чтобы понять, какие у нее настроения. В целом она не проявляла ни беспокойства, ни какой-то агрессии. Довольно любезно разговаривала. Почти сразу начала шутить. Рассказала историю о том, как прятала дезертира эсесовца во время Второй мировой войны. Да и вообще в разговорах говорила, что ждет наших. Наши для нее - это украинские военные! Никитос провел там две недели, а я три. Все это время находились прямо в центре, возле их блокпоста, возле кадыровцев, прятались в этой квартире. Пока с помощью патриотов - это отдельная вообще история - не сделали паспорта и не выехали через Донецк, через блокпосты по поддельным документам.

- Когда мы с побратимом немного пришли в себя после боев и ранений, нам помогли местные жители, соседи, которые нашли возможность связаться с так называемой "агентурой" в Донецке. Это не была агентура в полном смысле слова. Это были наши патриоты, которые действовали там подпольно. Такие есть и сейчас. Дальше нам удалось вывезти моего побратима первым, а потом и меня. Нам сделали поддельные документы.

- Хорошо, что у Никитоса нашелся американский гемостоп, - у меня не было из суеверных соображений, я не ношу медикаменты, хотя всегда следил, чтобы другие носили. Мы ему засыпали, обработали рану, и не было никакого абсцесса. Через две недели он, хромая и терпя, уже мог наступать на ногу. Перед тем, как его увезли, я сделал ему йодовую сетку на ноге, а повязку оставил только на колене. Посадили в машину. За руль сел местный человек, патриот. Алгоритм был такой: если остановят на блокпосту (а его остановили), скажут выйти - выйдешь, почему хромаешь - подвернул ногу, когда помогал стеклить окно. На тот момент там много ездили стеклили окна. Скажут показать - покажешь, что нога опухла и на ней йодовая сетка. Никто, говорю, не додумается смотреть колено. Так и вышло. Остановил на блокпосту пьяный: что это? Нога, подвернул, когда стеклил. И он проехал.

А еще через неделю я снял с головы повязку, не трогал рану - она зарубцевалась, и, в принципе, если не расковыривать, не лезть туда, то не видно, что там огнестрельное ранение. Просто сгусток крови. Я одел кепочку, без повязки, чтоб никто не видел эту рану.

- Пулю я сам достал, еще на квартире. При пересечении блокпоста у меня с собой был чемоданчик с инструментом, я был заросший, в мятой одежде, с перегаром - типа, я ремонтник, вот мой стеклорез, зарабатывал копейки, были обстрелы, мне на голову что-то упало, разбило голову, уже заживает - видите, вот корка на ранке. Так мы и вышли.

- Точной цифры нет. Меня раздражают эти, так сказать, исследователи. Есть еще без вести пропавшие. Сколько наших бойцов еще в земле лежат, и их надо найти и поднять? Мы допускаем, что погибших - около тысячи. С учетом тех, кто пропал без вести.

- На этот вопрос до сих пор нет ответа. Четвертый год идет война. Только по официальным данным, с начала боевых действий погибли больше 2500 украинцев. Из них больше тысячи погибли три года назад в Иловайске. Прошло три года. За это время мы с побратимами неоднократно "штурмовали" Генпрокуратуру, Администрацию президента, писали официальные письма, запросы, подавали электронные петиции. Мы требовали всестороннего расследования. Требовали наказания виновных в тысяче смертей патриотов. Требовали отстранения непутевых генералов. Но нас не услышали.

Обнародование ГПУ результатов расследования Иловайской трагедии - это не расследование, а издевательство над памятью погибших. Это очковтирательство украинцам, чтобы отвести от наказания тех "генералов", которые привели своим бездействием, тупыми решениями, переговорами с врагом, трусостью к самой масштабной трагедии в истории современной Украины. Мы и без расследования уже три года знаем, в чем виновата РФ и ее военное и политическое руководство. Могли и не тратить на это время.

Дайте нам ответ - кто из наших дебилов в погонах должен ответить за это трагическое поражение?.. Позор иметь такую прокуратуру и таких прокуроров во время войны.

- Потому что иначе власти пришлось бы уйти прочь. Они не дураки. Они знают о хорватском опыте, - а я был в Хорватии во время операции Буря. Поэтому идет кампания по обесцениванию того, что сделали добровольцы, по девальвации ценностей добровольческого движения. Выпячиваются проблемы вместо того, чтобы помочь ребятам с реабилитацией, с их нормальным возвращением в гражданскую жизнь, кругом рассказывают, что добровольцы там кого-то ограбили, там принимали участие в драке. Только для того, чтобы максимально уменьшить в сознании украинцев роль патриотов. Чтоб они не могли взять власть в свои руки. Потому что тогда сядут все, теперь начиная не с банды Януковича, - она уже не настолько интересна, она не прикрывалась патриотическими лозунгами три года. Сядут сначала луценки, махницкие, яценюки, а потом доберемся и до предшественников.

- Я думаю, Семенченко - это такой мелкий проходимец, который выплыл на трагедии. Планировал заработать денег и сделать себе какую-то карьеру, и запустил на волне патриотизма идею этого батальона. Он не воевал, не принимал участия в боевых действиях, он не умеет даже стрелять. Как оказалось, он обманул всех. Мы считали, что он какой-то офицер запаса, пусть и без боевого опыта - а он и в армии не служил.

Конечно, если бы мы это знали, к нему было бы совсем другое отношение в 2014 году. Его единственный плюс - что он сделал пиар. Но потом и это обернулось огромным минусом. Большие ожидания от людей, оказавшихся никем, нивелировали тот героизм, который проявили простые ребята, пришедшие в батальон Донбасс. Они же не пошли к Семенченко, они пошли воевать. А кто там был командиром - это уже второе дело.