"Батько має право".
Как работает организация, которая помогает отбирать детей у матерей
Как работает организация, которая помогает отбирать детей у матерей
ИСТОРИИ
Автор: Тамара Балаева
Иллюстрации: Лидия Голоско
Иллюстрации: Лидия Голоско
ИСТОРИИ
“Батько має право”.
Как работает организация, которая помогает отбирать детей у матерей
Как работает организация, которая помогает отбирать детей у матерей
Автор: Тамара Балаева
Иллюстрации: Лидия Голоско
Иллюстрации: Лидия Голоско
Общественная организация “Батько має право” помогает отцам “возвращать” своих детей – забирать их у бывших жен после развода.
Типичное “возвращение” выглядит так: пять-восемь “активистов” приезжают на нескольких машинах, силой забирают ребенка у матери и увозят в неизвестном направлении. По законодательству, это не считается похищением, ведь ребенка забрал родной отец. Единственное, что остается матери, – подавать в суд, который будет длиться годами.
В офис уполномоченного Верховной Рады по правам ребенка с начала года обратились 219 родителей, которым бывший муж или жена не дают участвовать в воспитании ребенка. Оценить реальные масштабы проблемы сложно – не все обращаются к уполномоченному, а полиция не ведет статистику по семейному киднеппингу.
Почему “Батько має право” остается легальной организацией, как именно она действует и почему детей втягивают в войны родителей – разбиралась Liga.net.
В офис уполномоченного Верховной Рады по правам ребенка с начала года обратились 219 родителей, которым бывший муж или жена не дают участвовать в воспитании ребенка. Оценить реальные масштабы проблемы сложно – не все обращаются к уполномоченному, а полиция не ведет статистику по семейному киднеппингу.
Почему “Батько має право” остается легальной организацией, как именно она действует и почему детей втягивают в войны родителей – разбиралась Liga.net.
Варе Швец в ноябре исполнится 10 лет. Она живет с папой – 45-летним Александром Швецом. Он – основатель общественной организации “Батько має право”, которая консультирует отцов после развода и помогает им “защитить право на воспитание собственного ребенка”. По мнению оппонентов – помогает отцам красть детей у матерей.
Экс-депутатка и глава женского движения “За майбутнє” Ирина Суслова, которая занимается разработкой законопроекта о семейном киднеппинге, говорит, что речь идет о сотнях случаев за последние несколько лет. Причем не только в Киеве, но и по всей Украине.
Свою маму – экс-вокалистку группы ВИА ГРА Дашу Медовую – Варя не видела больше трех лет. Даша и Александр расстались в 2014 году. И сразу начали вести ожесточенные битвы за дочь – с десятками, если не сотнями исков в суды, попытками забрать девочку с привлечением третьих лиц и взаимными обвинениями. В мае 2018 года Швец получил решение суда в свою пользу и забрал Варю. Через несколько дней Даша пропала. Несмотря на поиски родных и открытое уголовное дело, найти ее не могут до сих пор. Жива ли она – тоже неизвестно.
Варя, по словам Александра, живет счастливой и насыщенной жизнью. Учится в четвертом классе, ходит на фигурное катание, бокс, рисование и плавание. Берет уроки скорочтения, английского и испанского языков. Ее отец почти каждый день выкладывает в фейсбук фото: вот Варя на катке, вот они купили перчатки для бокса, а вот девочка подтягивается на турнике дома и получает от папы 500 гривень за каждое новое подтягивание. О маме, говорит Александр, Варя не вспоминает:
– Она знает, что у нее есть мать, знает, как ее зовут. Три с половиной года мать не приходит и не звонит – это Варя тоже знает, – объясняет Швец. – Тоскует ли она? А чего ей тосковать?
Экс-депутатка и глава женского движения “За майбутнє” Ирина Суслова, которая занимается разработкой законопроекта о семейном киднеппинге, говорит, что речь идет о сотнях случаев за последние несколько лет. Причем не только в Киеве, но и по всей Украине.
Свою маму – экс-вокалистку группы ВИА ГРА Дашу Медовую – Варя не видела больше трех лет. Даша и Александр расстались в 2014 году. И сразу начали вести ожесточенные битвы за дочь – с десятками, если не сотнями исков в суды, попытками забрать девочку с привлечением третьих лиц и взаимными обвинениями. В мае 2018 года Швец получил решение суда в свою пользу и забрал Варю. Через несколько дней Даша пропала. Несмотря на поиски родных и открытое уголовное дело, найти ее не могут до сих пор. Жива ли она – тоже неизвестно.
Варя, по словам Александра, живет счастливой и насыщенной жизнью. Учится в четвертом классе, ходит на фигурное катание, бокс, рисование и плавание. Берет уроки скорочтения, английского и испанского языков. Ее отец почти каждый день выкладывает в фейсбук фото: вот Варя на катке, вот они купили перчатки для бокса, а вот девочка подтягивается на турнике дома и получает от папы 500 гривень за каждое новое подтягивание. О маме, говорит Александр, Варя не вспоминает:
– Она знает, что у нее есть мать, знает, как ее зовут. Три с половиной года мать не приходит и не звонит – это Варя тоже знает, – объясняет Швец. – Тоскует ли она? А чего ей тосковать?
“Отец вернул ребенка”
12 сентября 2021 года украинские онлайн-ресурсы облетела новость: в селе Богдановка под Киевом исчез трехлетний мальчик Дима. Его мама написала в фейсбуке: ребенка из двора дома забрал ее бывший муж и устроил для этого целую спецоперацию. Приехал на арендованной машине с четырьмя мужчинами, один из которых и сажал плачущего мальчика в авто. Немного отъехав, они бросили машину в поле и пересели в другую. Мама Димы написала заявление в полицию.
Уже на следующий день правоохранители сообщили, что мальчик находится у отца, угрозы его жизни и здоровью нет. Отец Димы, Евгений, тоже дал комментарий. Рассказал, что приехал на свидание с сыном, увидел, что тот болен, и решил отвезти к врачу. Четверо мужчин якобы нужны были для охраны – из-за неоднократных угроз отца бывшей жены. Где они с сыном находятся, Евгений не сказал. Но добавил: “Родительских прав я не лишен (…). Я могу быть с сыном когда угодно и сколько необходимо (…). Как и любой отец или мать без запрещающего судебного решения”.
В тот же день на странице общественной организации “Батько має право” появился пост, который начинается словами: “Еще один мужественный отец вернул своего ребенка”. В посте нет имен, но в разговоре с Liga.net основатель организации Алекандр Швец признает: он действительно написан о ситуации в Богдановке.
– Я не помню, консультировался ли у меня этот отец, – людей много, – говорит Швец. – Но он точно был в нашем сообществе. Насколько я знаю, там мать плохо относилась к ребенку, и отец забрал его.
“Батько має право” появилась в 2015 году – когда Даша Медовая увезла Варю к своим родителям в Херсон и Александр Швец пытался любыми способами вернуть дочь. Приезжал под дом, где жила Варя, писал заявления в полицию и органы опеки, обращался в суды и к чиновникам.
В то время он активно консультировался с юристами и искал поддержки у родителей, которые оказались в похожей ситуации – не могли видеться со своими детьми. Сначала создал в фейсбуке страницу “Батько має право”, где описывал свои мытарства. Потом – зарегистрировал общественную организацию. Швец – официально единственный член “Батько має право”, остальных сгруппировавшихся вокруг нее отцов он называет активистами.
Уже на следующий день правоохранители сообщили, что мальчик находится у отца, угрозы его жизни и здоровью нет. Отец Димы, Евгений, тоже дал комментарий. Рассказал, что приехал на свидание с сыном, увидел, что тот болен, и решил отвезти к врачу. Четверо мужчин якобы нужны были для охраны – из-за неоднократных угроз отца бывшей жены. Где они с сыном находятся, Евгений не сказал. Но добавил: “Родительских прав я не лишен (…). Я могу быть с сыном когда угодно и сколько необходимо (…). Как и любой отец или мать без запрещающего судебного решения”.
В тот же день на странице общественной организации “Батько має право” появился пост, который начинается словами: “Еще один мужественный отец вернул своего ребенка”. В посте нет имен, но в разговоре с Liga.net основатель организации Алекандр Швец признает: он действительно написан о ситуации в Богдановке.
– Я не помню, консультировался ли у меня этот отец, – людей много, – говорит Швец. – Но он точно был в нашем сообществе. Насколько я знаю, там мать плохо относилась к ребенку, и отец забрал его.
“Батько має право” появилась в 2015 году – когда Даша Медовая увезла Варю к своим родителям в Херсон и Александр Швец пытался любыми способами вернуть дочь. Приезжал под дом, где жила Варя, писал заявления в полицию и органы опеки, обращался в суды и к чиновникам.
В то время он активно консультировался с юристами и искал поддержки у родителей, которые оказались в похожей ситуации – не могли видеться со своими детьми. Сначала создал в фейсбуке страницу “Батько має право”, где описывал свои мытарства. Потом – зарегистрировал общественную организацию. Швец – официально единственный член “Батько має право”, остальных сгруппировавшихся вокруг нее отцов он называет активистами.
Сколько человек неформально состоят в “Батько має право”– неизвестно. В их группе в фейсбуке – 12 000 участников. Швец утверждает, что получает по 20-30 звонков от отцов в день, а тех, кого он уже проконсультировал, – “тысячи и тысячи”.
По словам Александра, он консультирует отцов, бывшие жены которых не дают им видеться с детьми, – рассказывает об их правах, оказывает психологическую поддержку и дает юридические советы. У него нет юридического образования, но за годы судебных процессов с бывшей женой Швец изучил тонкости семейного права.
По словам матерей, у которых бывшие мужья забрали детей, Швец нашел лазейки в законодательстве и помогает отцам безнаказанно “красть” сыновей и дочерей. А потом сопровождает их в судах и старается делать так, чтобы процессы тянулись годами.
Швец говорит, что консультирует отцов бесплатно, а на жизнь зарабатывает работой в рекламе. Правда, в подробности не вдается. Его оппоненты утверждают: Александр давно поставил свои консультации на поток и берет за них 200-300 евро в час.
О биографии Швеца известно немного. Родился в Черкассах, учился на преподавателя английского и немецкого языков, немного работал в школе, дальше “ушел в коммерческие структуры”. В 2015 году Швец участвовал в передаче на телеканале “Тонис” и выступал там в роли эксперта по “воспитанию рабынь”. По словам окружения Александра, до знакомства с Дашей Медовой он вел на одном из сайтов знакомств “Дневник е*аря”, который позже трансформировался в книгу о сексуальных экспериментах, и термин “воспитание рабынь” – именно оттуда. Сейчас на вопрос о книге и рабынях Швец отвечает:
– Я долго и достаточно глубоко исследовал сексуальность на собственном опыте. Но этот этап позади. Книга? Не понимаю, о чем вы говорите.
По словам матерей, у которых бывшие мужья забрали детей, Швец нашел лазейки в законодательстве и помогает отцам безнаказанно “красть” сыновей и дочерей. А потом сопровождает их в судах и старается делать так, чтобы процессы тянулись годами.
Швец говорит, что консультирует отцов бесплатно, а на жизнь зарабатывает работой в рекламе. Правда, в подробности не вдается. Его оппоненты утверждают: Александр давно поставил свои консультации на поток и берет за них 200-300 евро в час.
О биографии Швеца известно немного. Родился в Черкассах, учился на преподавателя английского и немецкого языков, немного работал в школе, дальше “ушел в коммерческие структуры”. В 2015 году Швец участвовал в передаче на телеканале “Тонис” и выступал там в роли эксперта по “воспитанию рабынь”. По словам окружения Александра, до знакомства с Дашей Медовой он вел на одном из сайтов знакомств “Дневник е*аря”, который позже трансформировался в книгу о сексуальных экспериментах, и термин “воспитание рабынь” – именно оттуда. Сейчас на вопрос о книге и рабынях Швец отвечает:
– Я долго и достаточно глубоко исследовал сексуальность на собственном опыте. Но этот этап позади. Книга? Не понимаю, о чем вы говорите.
“Варю забрали”
Даша Медовая и Александр Швец познакомились в 2010 году. Швец вспоминает: с компанией общих друзей они пошли в караоке, она спела – и он влюбился. Через несколько дней сделал предложение. Почти сразу поженились.
Отношения ухудшились после рождения ребенка. По версии Швеца, Варей занимался в основном он – гулял, водил по врачам. Александр рассказывает, что Даша не особо интересовалась дочерью и иногда уходила из дома – сначала на несколько дней, потом месяцев. Возвращалась в “тяжелом состоянии”, и Швец делал вывод, что она “вела довольно интенсивную жизнь, возможно, принимала вещества”. Но каждый раз прощал.
– Мужчинам это свойственно, – объясняет Швец. – Они не любят перемен. Да и отношение к семье у мужчин и женщин разное. Мужчина воспринимает брак как глобальный проект – вроде строительства дома или карьеры. Что-то большое и навсегда. А женщина – как кошка. Сегодня у нее любовь, а завтра любовь проходит.
К концу 2014 года состояние Даши, по словам Швеца, совсем ухудшилось – она постоянно закатывала скандалы, почти не занималась ребенком и “предпринимала демонстративные попытки суицида”. Александр вызвал из Херсона ее родителей, но стало только хуже – отец Даши “каждый день бухал и провоцировал драки”. Правда, другие участники этих событий помнят их совсем иначе.
16 декабря 2014-го Швец на три недели уехал путешествовать в Антарктиду, Варя осталась с мамой и дедушкой. Спрашиваем:
– Вам не было страшно оставлять дочь в такой атмосфере?
– Как и многие мужчины, я жил в синдроме доверия к жене. Я думал, ее отношение ко мне – это одно, а к ребенку – совсем другое. Но я ошибался.
Отношения ухудшились после рождения ребенка. По версии Швеца, Варей занимался в основном он – гулял, водил по врачам. Александр рассказывает, что Даша не особо интересовалась дочерью и иногда уходила из дома – сначала на несколько дней, потом месяцев. Возвращалась в “тяжелом состоянии”, и Швец делал вывод, что она “вела довольно интенсивную жизнь, возможно, принимала вещества”. Но каждый раз прощал.
– Мужчинам это свойственно, – объясняет Швец. – Они не любят перемен. Да и отношение к семье у мужчин и женщин разное. Мужчина воспринимает брак как глобальный проект – вроде строительства дома или карьеры. Что-то большое и навсегда. А женщина – как кошка. Сегодня у нее любовь, а завтра любовь проходит.
К концу 2014 года состояние Даши, по словам Швеца, совсем ухудшилось – она постоянно закатывала скандалы, почти не занималась ребенком и “предпринимала демонстративные попытки суицида”. Александр вызвал из Херсона ее родителей, но стало только хуже – отец Даши “каждый день бухал и провоцировал драки”. Правда, другие участники этих событий помнят их совсем иначе.
16 декабря 2014-го Швец на три недели уехал путешествовать в Антарктиду, Варя осталась с мамой и дедушкой. Спрашиваем:
– Вам не было страшно оставлять дочь в такой атмосфере?
– Как и многие мужчины, я жил в синдроме доверия к жене. Я думал, ее отношение ко мне – это одно, а к ребенку – совсем другое. Но я ошибался.
Через два дня после отъезда мужа Даша забрала Варю и уехала из квартиры. Швец в тот момент находился в Аргентине и написал оттуда заявления в полицию и Службу по делам детей.
Вспоминает, что все три недели провел, как на иголках, но надеялся, что это очередной семейный скандал и он стихнет.
Спустя три недели Швец вернулся в Киев, начал звонить Даше – та не брала трубку. Новостей о Варе тоже не было.
– До этого момента я очень любил бывшую, даже фанатично, – говорит Александр. За четыре с половиной часа интервью он ни разу не назвал Дашу по имени. – Но когда она забрала Варю, эту любовь как отрезало. Я вошел в состояние борьбы.
Даша подала на развод, и летом 2015 года их развели. Где находится Варя, Швец не знал, и начал подавать иски в суд – об определении места проживания дочери с ним и нецелевом использование Дашей алиментов. Писал заявление уполномоченной по правам человека Валерии Лутковской и подавал в суд на нее. Несколько раз писал обращения к президенту, генеральному прокурору и мэру Киева, подавал жалобу о бездеятельности генпрокурора.
О том, что Даша отвезла дочь к родителям в Херсон, Швец узнал случайно. Адвокат переслал ему фото Вари, которое Даша отправляла в полицию после его заявления – чтобы доказать, что с ребенком все в порядке. На снимке девочка сидела на скамейке, к которой прикреплены замочки – как на мостах влюбленных. Швец пытался узнать место. Сравнивал со снимками парков в Киеве, просил посмотреть знакомых – вдруг кто-то узнает локацию. Это сработало. Один из друзей узнал на фото центральный парк в Херсоне.
Спустя три недели Швец вернулся в Киев, начал звонить Даше – та не брала трубку. Новостей о Варе тоже не было.
– До этого момента я очень любил бывшую, даже фанатично, – говорит Александр. За четыре с половиной часа интервью он ни разу не назвал Дашу по имени. – Но когда она забрала Варю, эту любовь как отрезало. Я вошел в состояние борьбы.
Даша подала на развод, и летом 2015 года их развели. Где находится Варя, Швец не знал, и начал подавать иски в суд – об определении места проживания дочери с ним и нецелевом использование Дашей алиментов. Писал заявление уполномоченной по правам человека Валерии Лутковской и подавал в суд на нее. Несколько раз писал обращения к президенту, генеральному прокурору и мэру Киева, подавал жалобу о бездеятельности генпрокурора.
О том, что Даша отвезла дочь к родителям в Херсон, Швец узнал случайно. Адвокат переслал ему фото Вари, которое Даша отправляла в полицию после его заявления – чтобы доказать, что с ребенком все в порядке. На снимке девочка сидела на скамейке, к которой прикреплены замочки – как на мостах влюбленных. Швец пытался узнать место. Сравнивал со снимками парков в Киеве, просил посмотреть знакомых – вдруг кто-то узнает локацию. Это сработало. Один из друзей узнал на фото центральный парк в Херсоне.
“Взял ребенка, сел в машину и уехал”
С апреля 2015 года Швец стал ездить в Херсон по несколько раз в месяц. Приходил к частному дому родителей Даши, но те закрывали двери и задергивали шторы. Александр вспоминает, как один раз они передали Варю родственникам через окно, и ее увезли в другой дом.
Швец стал писать посты на страничке “Батько має право” и некоторые из них ставил на рекламу в фейсбуке. Он отвечал всем отцам, которые к нему обращались. Слушал чужие истории, параллельно консультировался с юристами и пытался понять, какие закономерности существуют и как законодательство в теории и на практике работает в отношении детей.
– Я много раз общался с Александром Швецом в самом начале борьбы за Варю, – говорит адвокат Олег Простибоженко. – Рассказывал, как работает судебная система, какое может быть развитие событий. Он понял закономерности и недостатки системы. Начал сам подавать иски в суд. Часть из них были бредовыми, но Швец стал привлекать внимание СМИ – собирал митинги под Окружным административным судом Киева, много говорил, что права отцов нарушаются. Это пошло по телеканалам, и именно это стало отправной точкой популяризации “Батько має право”.
Швец стал писать посты на страничке “Батько має право” и некоторые из них ставил на рекламу в фейсбуке. Он отвечал всем отцам, которые к нему обращались. Слушал чужие истории, параллельно консультировался с юристами и пытался понять, какие закономерности существуют и как законодательство в теории и на практике работает в отношении детей.
– Я много раз общался с Александром Швецом в самом начале борьбы за Варю, – говорит адвокат Олег Простибоженко. – Рассказывал, как работает судебная система, какое может быть развитие событий. Он понял закономерности и недостатки системы. Начал сам подавать иски в суд. Часть из них были бредовыми, но Швец стал привлекать внимание СМИ – собирал митинги под Окружным административным судом Киева, много говорил, что права отцов нарушаются. Это пошло по телеканалам, и именно это стало отправной точкой популяризации “Батько має право”.
Когда в “Батько має право” появились активисты, Швец стал брать их с собой в поездки в Херсон и снимать происходящее там на видео. Александр объясняет: он знал, что Даша оставила Варю и уехала, слышал, как бабушка и дедушка кричат на девочку и бьют ее, ждал провокаций от бывшего тестя, поэтому и брал с собой группу поддержки и видеооператора.
На странице “Батько має право” есть видео одной из поездок Швеца в Херсон. На нем Александр и несколько мужчин подбегают к дедушке и Варе, пытаются забрать у него ребенка. Девочка выглядит испуганной и обнимает дедушку.
В мае 2018 года Швец получил решение Святошинского суда Киева: изменить место проживания ребенка с матерью на место проживания с отцом. Он забрал Варю, когда Даша выходила вместе с ней из отделения полиции и на секунду отвлеклась.
– Я просто забрал дочку, сел в машину и уехал. Через 20 минут мы с Варей уже ели круассаны на заправке, перед сном она попросила меня купить ей босоножки вместо старых осенних сапожек, в которых ходила даже летом. А через день назвала меня папой.
После исчезновения Даши Медовой ее отец Владимир Кобец заявил: “От ее бывшего мужа Александра неоднократно поступали угрозы в адрес Дарьи. На заседании суда Святошинского района Киева (...) Александр Швец (...) открытым текстом заявил, что моей дочери Дарьи уже нет в живых”. В разговоре с Liga.net Швец утверждает обратное:
– По моим данным, она живет своей жизнью с сожителем и просто прячется.
– Откуда у вас такие данные?
– Как говорят юристы: “Мне стало известно”.
По факту пропажи Даши Медовой открыто уголовное дело. Ее ищут больше двух лет.
На странице “Батько має право” есть видео одной из поездок Швеца в Херсон. На нем Александр и несколько мужчин подбегают к дедушке и Варе, пытаются забрать у него ребенка. Девочка выглядит испуганной и обнимает дедушку.
В мае 2018 года Швец получил решение Святошинского суда Киева: изменить место проживания ребенка с матерью на место проживания с отцом. Он забрал Варю, когда Даша выходила вместе с ней из отделения полиции и на секунду отвлеклась.
– Я просто забрал дочку, сел в машину и уехал. Через 20 минут мы с Варей уже ели круассаны на заправке, перед сном она попросила меня купить ей босоножки вместо старых осенних сапожек, в которых ходила даже летом. А через день назвала меня папой.
После исчезновения Даши Медовой ее отец Владимир Кобец заявил: “От ее бывшего мужа Александра неоднократно поступали угрозы в адрес Дарьи. На заседании суда Святошинского района Киева (...) Александр Швец (...) открытым текстом заявил, что моей дочери Дарьи уже нет в живых”. В разговоре с Liga.net Швец утверждает обратное:
– По моим данным, она живет своей жизнью с сожителем и просто прячется.
– Откуда у вас такие данные?
– Как говорят юристы: “Мне стало известно”.
По факту пропажи Даши Медовой открыто уголовное дело. Ее ищут больше двух лет.
“Саша, что за хрень?”
Анна Чайковская познакомилась с Александром Швецом в 2008 году. Она тогда была пиарщицей, он занимался продажами в Киевстаре. В свободное время они отдыхали большой компанией – ездили на шашлыки, ходили в рестораны. Швец производил впечатление безбашенного путешественника, любителя быть в центре внимания и широких жестов – мог собрать девушек из их компании в ресторане и сказать: “Я угощаю”.
В 2010 году Анна познакомилась с будущим мужем Юрием и постепенно выпала из общей компании. Со Швецом отношения поддерживала только в фейсбуке. Знала, что он женился на Даше Медовой, и лайкала их фотографии.
В 2015 году Швец внезапно позвонил со словами: “У меня катастрофа. Даша забрала Варю. Я не знаю, что делать”.
В 2010 году Анна познакомилась с будущим мужем Юрием и постепенно выпала из общей компании. Со Швецом отношения поддерживала только в фейсбуке. Знала, что он женился на Даше Медовой, и лайкала их фотографии.
В 2015 году Швец внезапно позвонил со словами: “У меня катастрофа. Даша забрала Варю. Я не знаю, что делать”.
– Он рыдал в трубку, рассказывал, как Даша изменяла ему со всеми, даже с массажистом Вари, как не дает видеться с любимой дочерью, и я моментально прониклась, – вспоминает Анна. – У меня не укладывалось в голове, как это – забрать ребенка у отца.
Чайковская была активной участницей “мамских” сообществ и рассказала знакомым мамам о ситуации Швеца. Те тоже прониклись и решили: надо помогать. Анна как бывшая пиарщица придумывала, как распространять информацию о Варе в соцсетях – они с другими мамами делали коллажи и таблички, запустили флешмоб. Анна советовала Александру распечатать и разбросать листовки, обращаться за поддержкой к знакомым и в сообщества родителей.
Когда Швец рассказал Анне об идее общественной организации, которая будет помогать родителям после развода находить общий язык и на равных участвовать в воспитании, она была в восторге. Многие другие мамы тоже поддержали инициативу.
Когда Швец рассказал Анне об идее общественной организации, которая будет помогать родителям после развода находить общий язык и на равных участвовать в воспитании, она была в восторге. Многие другие мамы тоже поддержали инициативу.
Примерно в это время Анне вдруг написала Даша Медовая. Она просила перестать помогать Александру, но Чайковская ответила: “Он же папа”. Тогда Даша написала: “Когда-то с вами случится то же, что и со мной. И вы все поймете”.
В 2016 году Анна стала намного реже общаться со Швецом, а потом связь совсем оборвалась. В ее жизни случилась личная драма – она узнала, что муж ей изменял, и разъехалась с ним. Позже выяснилось, что муж Юра планирует без ее согласия вывезти детей в Германию по поддельным документам.
– Я начала гуглить про отцов, которые крадут детей, и нагуглила “Батько має право”, – рассказывает Анна. – Позвонила Саше и спросила: “Что за хрень?”. Он начал рассказывать о плохих матерях, с которыми дети страдают. Потом разговор зашел о моей ситуации с бывшим, и в конце я сказала: “Саша, только без фокусов. В нашу семью не лезь. Пообещай мне”. Он пообещал.
Через несколько месяцев Анна начала писать посты в фейсбуке об отношениях с бывшим мужем. Их стали агрессивно комментировать незнакомые мужчины, в некоторых комментариях девушка увидела угрозы. Анна зашла на страницы их авторов – и оказалось, что все они состоят в “Батько має право”.
Мы с Анной разговариваем в детской зоне торгового центра, ее сын бегает вокруг. Когда рядом с нами останавливаются мужчины, Анна ощутимо напрягается и оглядывается по сторонам.
– Я начала гуглить про отцов, которые крадут детей, и нагуглила “Батько має право”, – рассказывает Анна. – Позвонила Саше и спросила: “Что за хрень?”. Он начал рассказывать о плохих матерях, с которыми дети страдают. Потом разговор зашел о моей ситуации с бывшим, и в конце я сказала: “Саша, только без фокусов. В нашу семью не лезь. Пообещай мне”. Он пообещал.
Через несколько месяцев Анна начала писать посты в фейсбуке об отношениях с бывшим мужем. Их стали агрессивно комментировать незнакомые мужчины, в некоторых комментариях девушка увидела угрозы. Анна зашла на страницы их авторов – и оказалось, что все они состоят в “Батько має право”.
Мы с Анной разговариваем в детской зоне торгового центра, ее сын бегает вокруг. Когда рядом с нами останавливаются мужчины, Анна ощутимо напрягается и оглядывается по сторонам.
– Через несколько дней я увидела на странице БМП репост моей публикации о Юре с комментарием в духе: “Очередная сука-бывшая”. Так я поняла, что Юра и Швец уже в связке, – вспоминает Анна.
Девушка начала изучать страницу “Батько має право” в фейсбуке и познакомилась с бывшими женами отцов, которые там состоят. В противовес она создала свою организацию “Публичный контроль”. Ее целью значится: “Вернуть детям право на спокойное и счастливое детство. Освещение событий в публичном пространстве”.
Бывший муж Анны начал судиться с ней за место проживания детей. Анна выиграла суд. С детьми Юрий не общается. Она присылала ему письма с уведомлением о графике встреч, о котором они договаривались устно: Юрий должен был забирать детей в пятницу после школы и возвращать в воскресенье вечером. Бывший муж не оспаривал график в суде, но и не приезжал в пятницу.
– Он приезжал днем в субботу, когда нас не было дома, – говорит Анна. – Хотя прекрасно знает наш образ жизни и что по выходным мы дома не сидим. При этом рассказывает, что я не даю ему общаться с детьми. Логика железная.
Бывший муж Анны начал судиться с ней за место проживания детей. Анна выиграла суд. С детьми Юрий не общается. Она присылала ему письма с уведомлением о графике встреч, о котором они договаривались устно: Юрий должен был забирать детей в пятницу после школы и возвращать в воскресенье вечером. Бывший муж не оспаривал график в суде, но и не приезжал в пятницу.
– Он приезжал днем в субботу, когда нас не было дома, – говорит Анна. – Хотя прекрасно знает наш образ жизни и что по выходным мы дома не сидим. При этом рассказывает, что я не даю ему общаться с детьми. Логика железная.
Когда Анна узнала, что Даша Медовая пропала, ей стало не по себе. Она не могла не думать о том, как легко поверила Швецу, и решила узнать сторону Даши.
– Я начала писать ее друзьям и близкому окружению, – вспоминает Анна. – Они рассказывали случаи, которые видели своими глазами – как Варя боялась папу и замирала, когда он заходил в комнату. Рассказывали, что Даша жаловалась на побои, а потом Швец перекручивал все так, будто она сама билась головой об стену в неадеквате. Я пыталась разобраться и буквально по кускам собрала образ Даши из рассказов ее близких. Она, возможно, и не святая, но монстром, которым ее рисует Швец, она не была точно.
“Не истери. Федя на море”
Людмила Макаревич не видела своего 11-летнего сына Федю два с половиной года. В июле 2019 года бывший муж Людмилы, как обычно, забрал Федю на выходные. Они расстались в 2013 году, и все это время отец постоянно общался с сыном – они вместе гуляли, Федя ночевал у папы, в течение недели созванивались. Развод Людмилы и Кирилла выглядел цивилизованным – без скандалов и манипуляций ребенком, с моральным и материальным участием отца в его жизни.
7 июля 2019 года Людмила ждала, что Федя, как всегда, по воскресеньям, наберет ее с папиного телефона и скажет: “Мам, папа уже везет меня домой, через 20 минут будем. Встречай”. Но вместо Феди позвонил Кирилл. И сказал: “Не истери и не кричи. Федя на море”.
7 июля 2019 года Людмила ждала, что Федя, как всегда, по воскресеньям, наберет ее с папиного телефона и скажет: “Мам, папа уже везет меня домой, через 20 минут будем. Встречай”. Но вместо Феди позвонил Кирилл. И сказал: “Не истери и не кричи. Федя на море”.
– У меня был шок, – вспоминает Людмила. – Я начала спрашивать: “Как это? Ты украл ребенка? Где он? Где именно на море?”. Кирилл повторил: “Ребенок с папой на море” и сказал, что они вернутся с моря 31 июля. А еще – что отключает телефон. Я не знала, что делать.
Людмила обзвонила их общих с Кириллом знакомых с просьбой повлиять на него. Кирилл отвечал им: “Да Люда просто истеричка, а на самом деле все в порядке. Я – отец и имею право проводить время с ребенком”.
– Он говорил общим знакомым, что якобы я не давала ему видеться с Федей, – рассказывает Людмила. – Но это неправда, и они это понимали – Кирилл все время выкладывал в фейсбук фотографии с сыном, когда забирал его на выходные. А как только увез Федю – удалил эти снимки.
Макаревич написала заявление в полицию. Кирилла вызвали в отделение, он дал пояснения: родительских прав он не лишен и может проводить время с ребенком. Социальная служба тоже не может ничего сделать: мальчику не угрожает опасность, он находится с отцом.
Людмила почти перестала спать и на нервах похудела на 5 кг. За три недели на море Кирилл дал Феде поговорить с мамой только дважды, и оба раза находился рядом. Людмила вспоминает, что сын молчал, когда она спрашивала, где он. А когда спросила: “Папа не разрешает тебе говорить?”, ответил: “Да”.
Когда 31 июля Федя не вернулся домой, надежды Людмилы окончательно рухнули. Бывший муж заблокировал ее номер, поэтому она снова начала просить друзей позвонить ему. Кирилл отвечал им все то же: “Ребенок с папой, все в порядке”.
– Я пыталась гуглить какие-то организации, которые помогают в таких случаях. И тут вспомнила, что еще три недели назад подруга мне сказала, что есть такие неадекваты – “Батько має право” – они крадут детей. Решила посмотреть, открыла страницу БМП и увидела третий пост сверху: Кирюшка 12 июля хвастался, как “вернул себе право”.
– Он говорил общим знакомым, что якобы я не давала ему видеться с Федей, – рассказывает Людмила. – Но это неправда, и они это понимали – Кирилл все время выкладывал в фейсбук фотографии с сыном, когда забирал его на выходные. А как только увез Федю – удалил эти снимки.
Макаревич написала заявление в полицию. Кирилла вызвали в отделение, он дал пояснения: родительских прав он не лишен и может проводить время с ребенком. Социальная служба тоже не может ничего сделать: мальчику не угрожает опасность, он находится с отцом.
Людмила почти перестала спать и на нервах похудела на 5 кг. За три недели на море Кирилл дал Феде поговорить с мамой только дважды, и оба раза находился рядом. Людмила вспоминает, что сын молчал, когда она спрашивала, где он. А когда спросила: “Папа не разрешает тебе говорить?”, ответил: “Да”.
Когда 31 июля Федя не вернулся домой, надежды Людмилы окончательно рухнули. Бывший муж заблокировал ее номер, поэтому она снова начала просить друзей позвонить ему. Кирилл отвечал им все то же: “Ребенок с папой, все в порядке”.
– Я пыталась гуглить какие-то организации, которые помогают в таких случаях. И тут вспомнила, что еще три недели назад подруга мне сказала, что есть такие неадекваты – “Батько має право” – они крадут детей. Решила посмотреть, открыла страницу БМП и увидела третий пост сверху: Кирюшка 12 июля хвастался, как “вернул себе право”.
Людмила пролистала страницу “Батько має право” вниз и увидела фотографии 2017 года – Кирилл вместе с другими “активистами” ходил в качестве группы поддержки на чужие суды по поводу детей. Пролистала еще – а там фото с митинга, где Швец говорит в микрофон, вокруг все те же активисты, и среди них – Кирилл вместе с Федей.
Уже потом Людмила вспомнила: бывший муж изменился за полгода до того, как забрал Федю. Он перестал давать деньги на сына, начал упрекать ее в том, что она плохая мать. Людмила подала на алименты, и в алиментном решении прописано, что место жительства Феди определено – с матерью.
– Он начал внезапно звонить среди недели и говорить, что хочет забрать ребенка из школы, – вспоминает Людмила. – Раньше он так не делал, понимал, что у Феди кружки, у нас какие-то планы, и надо договариваться заранее. Уже потом я поняла, что это была подготовительная работа перед похищением. Отцы из БМП всегда так делают, чтобы потом обвинить матерей – якобы они не давали общаться с детьми.
– Он начал внезапно звонить среди недели и говорить, что хочет забрать ребенка из школы, – вспоминает Людмила. – Раньше он так не делал, понимал, что у Феди кружки, у нас какие-то планы, и надо договариваться заранее. Уже потом я поняла, что это была подготовительная работа перед похищением. Отцы из БМП всегда так делают, чтобы потом обвинить матерей – якобы они не давали общаться с детьми.
После 31 июля Кирилл разрешил Людмиле поговорить по телефону с сыном дважды – на его и ее дни рождения в 2020 году. Разговоры были по видеосвязи, и Людмила слышала, как Кирилл говорит ребенку: “Федя, ты помнишь два правила: ты не называешь адрес, где живешь, и в какую школу ходишь”.
Уже два года Людмила судится с бывшим мужем и пишет заявления в разные инстанции. Год назад она обратилась в Шевченковскую райадминистрацию – чтобы та вынесла решение об определении места жительства Феди с ней.
– Кирилл затягивал рассмотрение, не говорил комиссии, где живет ребенок – якобы есть угроза от матери, – рассказывает Людмила. – А потом подал иск в суд на определение места жительства сына с ним, и комиссия прекратила рассмотрение дела. Суд тянется с декабря, и до сих пор это только подготовительные заседания.
– Кирилл затягивал рассмотрение, не говорил комиссии, где живет ребенок – якобы есть угроза от матери, – рассказывает Людмила. – А потом подал иск в суд на определение места жительства сына с ним, и комиссия прекратила рассмотрение дела. Суд тянется с декабря, и до сих пор это только подготовительные заседания.
“Бесплатно никто не поможет”
Когда Швец боролся за Варю и изучал семейное право, он понял: если один родитель физически забирает ребенка у другого, с точки зрения закона это не считается похищением.
– Он узнал, что есть такая возможность, воспользовался ею для себя и начал рассказывать о ней другим, – говорит адвокат Олег Простибоженко, который консультировал Швеца в начале его пути. Советовал ли он Швецу такой подход, Простибоженко не отвечает.
Еще один человек, который раньше входил в окружение Швеца, но уже несколько лет не имеет отношения к “Батько має право”, – 46-летний Дмитрий Плешков. Он развелся с женой в 2015 году – по ее инициативе. С тех пор она не дает отцу видеться с дочерью. Дмитрий подавал в суд, приезжал под подъезд, чтобы увидеть дочь Алису, расклеивал листовки, начал вести в YouTube два канала об этом. И, конечно, искал поддержки. Так в 2015 году он познакомился со Швецом.
– Он был таким же отчужденным отцом, который везде бегал, пытался решить свой вопрос в правовом поле и бросался на решетки с криками: “Варя, Варя!”. Конечно, я проникся, – вспоминает Плешков. – Потом он собрал вокруг себя людей, начал преуспевать в судах – это вселяло надежду. Но когда его личный вопрос решился, все резко изменилось.
– Он узнал, что есть такая возможность, воспользовался ею для себя и начал рассказывать о ней другим, – говорит адвокат Олег Простибоженко, который консультировал Швеца в начале его пути. Советовал ли он Швецу такой подход, Простибоженко не отвечает.
Еще один человек, который раньше входил в окружение Швеца, но уже несколько лет не имеет отношения к “Батько має право”, – 46-летний Дмитрий Плешков. Он развелся с женой в 2015 году – по ее инициативе. С тех пор она не дает отцу видеться с дочерью. Дмитрий подавал в суд, приезжал под подъезд, чтобы увидеть дочь Алису, расклеивал листовки, начал вести в YouTube два канала об этом. И, конечно, искал поддержки. Так в 2015 году он познакомился со Швецом.
– Он был таким же отчужденным отцом, который везде бегал, пытался решить свой вопрос в правовом поле и бросался на решетки с криками: “Варя, Варя!”. Конечно, я проникся, – вспоминает Плешков. – Потом он собрал вокруг себя людей, начал преуспевать в судах – это вселяло надежду. Но когда его личный вопрос решился, все резко изменилось.
Плешков говорит, что Швец изначально ничего не обещал отцам – просто собирал вокруг себя людей, объединенных общей проблемой. Его риторика тогда была: нужно изучать правовое поле, менять систему, поддерживать друг друга. О том, чтобы отбирать детей у матерей, речи не шло.
Когда вопрос с Варей решился, “Батько має право” начала радикализироваться, и Плешков понял, что “на безоплатной основе никто тебе не поможет”. На прямой вопрос о деньгах за услуги Швеца Плешков отвечает:
– У меня лично он денег не просил. Но стало понятно, что кто-то из пап в фаворитах, а кто-то в общей массовке – бегает на чужие суды и мероприятия. У Саши, когда он вернул Варю, уже не было того нерва и мотивов этим заниматься. В воздухе начали витать идеи об отбирании детей, а я не разделяю такой подход ни в отношении отцов, ни матерей. Поэтому я просто вышел из этого движения.
– У меня лично он денег не просил. Но стало понятно, что кто-то из пап в фаворитах, а кто-то в общей массовке – бегает на чужие суды и мероприятия. У Саши, когда он вернул Варю, уже не было того нерва и мотивов этим заниматься. В воздухе начали витать идеи об отбирании детей, а я не разделяю такой подход ни в отношении отцов, ни матерей. Поэтому я просто вышел из этого движения.
Как работает “Батько має право”
Если отбросить лирику, схема действий Швеца выглядит примерно так. К нему обращаются отцы, которые развелись или расстались с женами и хотят, чтобы ребенок жил с ними. Мотивация у отцов разная – кому-то бывшие жены действительно не разрешают видеться с детьми, кто-то считает, что с ним сыну или дочери будет лучше, некоторые мамы пьют или ведут асоциальный образ жизни. В части случаев ребенок служит инструментом мести и манипуляции. Каких случаев больше – неизвестно.
Швец проводит консультацию. Как именно – он рассказывает сам. Когда разговор заходит об этом, Александр начинает говорить поставленным голосом, с паузами после риторических вопросов – как актер в театре, который давно играет одну и ту же роль.
– Сначала я всегда спрашиваю: “Зачем тебе ребенок?”, – начинает Швец. – Обычно все говорят: “Ну, хочу воспитывать”. Потом я задаю простой вопрос: “А воспитывать – это как?”. Они отвечают: “Рассказывать о добре и зле, кататься на велике, готовить завтраки”. Я говорю: “Чудесно. А как ты можешь это делать, если будешь видеться с ребенком раз в неделю? Просто честно себе скажи, что твои мечты никогда не осуществятся и этого никогда не будет”.
Швец проводит консультацию. Как именно – он рассказывает сам. Когда разговор заходит об этом, Александр начинает говорить поставленным голосом, с паузами после риторических вопросов – как актер в театре, который давно играет одну и ту же роль.
– Сначала я всегда спрашиваю: “Зачем тебе ребенок?”, – начинает Швец. – Обычно все говорят: “Ну, хочу воспитывать”. Потом я задаю простой вопрос: “А воспитывать – это как?”. Они отвечают: “Рассказывать о добре и зле, кататься на велике, готовить завтраки”. Я говорю: “Чудесно. А как ты можешь это делать, если будешь видеться с ребенком раз в неделю? Просто честно себе скажи, что твои мечты никогда не осуществятся и этого никогда не будет”.
Так Швец подводит отцов к вопросу: что делать? И сам задает следующий: “А что тебе мешает жить с ребенком так, как ты хочешь? Есть решение суда, которое запрещает тебе готовить ребенку завтраки и собирать его в школу? Это твой ребенок, бери и живи с ним”.
Швец пересказывает этот же диалог разными словами несколько раз. А потом приводит еще один пример:
– Я могу спросить у отца: “Ты со мной говоришь по мобильному телефону? Он твой? Ты спрашиваешь у кого-то разрешения перед разговором? Ребенок ведь тоже твой?”. Вот и вся консультация. Когда люди разводятся, кто-то подает в суд на участие в воспитании и годами не видит своих детей. А кто-то – просто берет и возвращает.
– Я могу спросить у отца: “Ты со мной говоришь по мобильному телефону? Он твой? Ты спрашиваешь у кого-то разрешения перед разговором? Ребенок ведь тоже твой?”. Вот и вся консультация. Когда люди разводятся, кто-то подает в суд на участие в воспитании и годами не видит своих детей. А кто-то – просто берет и возвращает.
Швец утверждает, что в самих “возвращениях” он не участвует, и консультация ограничивается сообщением о такой возможности. Но есть и другое мнение.
– Они готовят пошаговый план несколько месяцев, – рассказывает адвокат Михаил Гончаренко. Он представляет в суде Людмилу Макаревич и родителей Даши Медовой. В последние два года к нему обратились около десяти женщин, бывшие мужья которых увезли детей. – Сначала они определяют, кто из “активистов” будет участвовать – обычно это четыре-семь человек. Потом узнают график жизни бывшей жены и ребенка – когда и куда они ходят, с кем постоянно общаются. Дальше снимают квартиру, куда повезут ребенка, и арендуют машину, на которой будут везти.
В случаях, когда мать сама отдает ребенка – как это было с Людмилой, – такая тщательная подготовка не нужна.
– Почему часто детей забирают по одной схеме – несколько мужчин приезжают на нескольких машинах? – спрашиваю у Швеца.
– Так происходит не всегда. Я вот смотрю, как люди возвращают детей – и часто дети сами переходят к отцам. Например, приходит ребенок к папе на выходные и говорит: “Я не хочу возвращаться к маме”. По поводу группы поддержки – часто приезжать даже на свидания бывает небезопасно. Не то, что возвращать в одиночку. Были случаи, когда отцов калечили, глаза выпекали кислотой, руки им ломали. Поэтому и приезжают по несколько человек, чтобы было безопаснее.
Швец утверждает, что не координирует действия отцов, которые решили “вернуть” ребенка, и не советует им, как лучше это сделать.
– Люди, которые так забирали детей, имеют отношение к “Батько має право”?
– Нет, никакого. В организации нет членства, и я сделал так специально. Мы действуем в агрессивной среде и понимаем это. Псевдофеминистичекие организации говорят, что “отцы крадут детей”. Первое, что мы им отвечаем: “Как можно украсть свое?”.
В случаях, когда мать сама отдает ребенка – как это было с Людмилой, – такая тщательная подготовка не нужна.
– Почему часто детей забирают по одной схеме – несколько мужчин приезжают на нескольких машинах? – спрашиваю у Швеца.
– Так происходит не всегда. Я вот смотрю, как люди возвращают детей – и часто дети сами переходят к отцам. Например, приходит ребенок к папе на выходные и говорит: “Я не хочу возвращаться к маме”. По поводу группы поддержки – часто приезжать даже на свидания бывает небезопасно. Не то, что возвращать в одиночку. Были случаи, когда отцов калечили, глаза выпекали кислотой, руки им ломали. Поэтому и приезжают по несколько человек, чтобы было безопаснее.
Швец утверждает, что не координирует действия отцов, которые решили “вернуть” ребенка, и не советует им, как лучше это сделать.
– Люди, которые так забирали детей, имеют отношение к “Батько має право”?
– Нет, никакого. В организации нет членства, и я сделал так специально. Мы действуем в агрессивной среде и понимаем это. Псевдофеминистичекие организации говорят, что “отцы крадут детей”. Первое, что мы им отвечаем: “Как можно украсть свое?”.
Сколько стоит “забрать” ребенка
Мужчина из близкого окружения Швеца в 2015-2016 году рассказывает: в те годы на то, чтобы забрать ребенка, отцу нужно было около $10 000. Схема такая: сначала нужно создать обстоятельства, повод для войны с бывшей женой. Например, просить о встречах с ребенком в неудобное для нее время и фиксировать отказы.
– Потом следует снять квартиру, куда отец привезет ребенка, – рассказывает наш собеседник. Он попросил остаться анонимным, чтобы его не ассоциировали со Швецом. – Желательно нанять охранника, ведь мать узнает о месте, и начнет ходить туда со своей группой поддержки и, возможно, применять физическую силу. Дальше нужно арендовать другую квартиру и отвезти ребенка туда. Но чтобы бывшая думала, что ребенок все еще в прошлой квартире, ее тоже нужно продолжать снимать. Так может повторяться несколько раз.
– Потом следует снять квартиру, куда отец привезет ребенка, – рассказывает наш собеседник. Он попросил остаться анонимным, чтобы его не ассоциировали со Швецом. – Желательно нанять охранника, ведь мать узнает о месте, и начнет ходить туда со своей группой поддержки и, возможно, применять физическую силу. Дальше нужно арендовать другую квартиру и отвезти ребенка туда. Но чтобы бывшая думала, что ребенок все еще в прошлой квартире, ее тоже нужно продолжать снимать. Так может повторяться несколько раз.
Параллельно с этим отец подает в суд на определение места жительства ребенка. Суд длится год-полтора. За это время ребенок привыкает к отцу, и суд выносит решение в его пользу. Логика такая: да, отец поступил плохо, забрав сына или дочь у матери. Но забирать его снова у человека, к которому он привык, – значит наносить ему повторную травму.
– С “Батько має право” в суде работают одни и те же юристы, а в выводах о психологическом состоянии детей значатся одни и те же фамилии психологов, – говорит Михаил Гончаренко. – В момент “похищения” большинство детей не хотят идти к отцу. Но уже через месяц, когда или папа сам настраивает ребенка, или это делает психолог, дети впадают в истерику при виде матери и не хотят к ней.
Михаил приводит примеры из своей практики: ребенку, которого забрали, говорят, что мама не хочет с ним общаться. Набирают неправильный номер телефона и заявляют: “Вот видишь, мама не берет трубку, когда мы звоним”. Иногда говорят, что мама хочет украсть и увезти ребенка.
Михаил приводит примеры из своей практики: ребенку, которого забрали, говорят, что мама не хочет с ним общаться. Набирают неправильный номер телефона и заявляют: “Вот видишь, мама не берет трубку, когда мы звоним”. Иногда говорят, что мама хочет украсть и увезти ребенка.
О том, сколько человек входят в “Батько має право”, Швец не говорит. Люди, которые были близки к организации, утверждают, что в ней есть разные уровни – кто-то просто подписан на страницу в фейсбуке, кто-то состоит в группе, а кто-то – в закрытых чатах, за участие в которых Швец якобы берет деньги. Суммы называются только по слухам – членство в чатах БМП якобы стоит $300 в месяц, консультации Швеца – 200-300 евро в час.
Швец несколько раз повторяет: все, что он делает в “Батько має право”, – абсолютно бесплатно. Зарабатывает он на рекламе.
– ”Батько має право” – хаб, дискуссионная площадка с разными уровнями, – объясняет он. – Есть группа с общим доступом, а есть закрытые группы. Туда так просто не попасть, я добавляю только людей, которые мне звонили. Там отцы обмениваются опытом, поддерживают друг друга психологически и на судебных процессах.
По данным главы платформы “Дитина має право” Натальи Демченко, к которой обращаются бывшие жены активистов из БМП, Швец также берет процент от суммы, которую каждый отец платит адвокату.
Правда, говорит Демченко, с некоторыми отцами адвокаты работают бесплатно – те, кто не может заплатить деньгами, ходят на суды по детям в качестве группы поддержки и приезжают под подъезд к бывшим женам других отцов. Это, кстати, тоже один из методов “Батько має право” – отец приезжает якобы на встречи с ребенком с пятью-семью мужчинами. Ребенок боится и не идет к отцу, а матери выписывают штраф – в случае, если график свиданий утвержден судом.
– Одна из матерей, у которой ваш активист пытался забрать ребенка, рассказывает, что он приезжал с семью-восемью мужчинами к ней под подъезд, запугивал и оскорблял ее. Такое действительно было? – задаю вопрос Швецу.
– Все, что говорит эта женщина, – ложь. К ее дому приходили отцы вместе с детьми, бабушками и дедушками. Дети хотели поиграть с ее дочкой. Это были люди, которые хотели помочь.
– ”Батько має право” – хаб, дискуссионная площадка с разными уровнями, – объясняет он. – Есть группа с общим доступом, а есть закрытые группы. Туда так просто не попасть, я добавляю только людей, которые мне звонили. Там отцы обмениваются опытом, поддерживают друг друга психологически и на судебных процессах.
По данным главы платформы “Дитина має право” Натальи Демченко, к которой обращаются бывшие жены активистов из БМП, Швец также берет процент от суммы, которую каждый отец платит адвокату.
Правда, говорит Демченко, с некоторыми отцами адвокаты работают бесплатно – те, кто не может заплатить деньгами, ходят на суды по детям в качестве группы поддержки и приезжают под подъезд к бывшим женам других отцов. Это, кстати, тоже один из методов “Батько має право” – отец приезжает якобы на встречи с ребенком с пятью-семью мужчинами. Ребенок боится и не идет к отцу, а матери выписывают штраф – в случае, если график свиданий утвержден судом.
– Одна из матерей, у которой ваш активист пытался забрать ребенка, рассказывает, что он приезжал с семью-восемью мужчинами к ней под подъезд, запугивал и оскорблял ее. Такое действительно было? – задаю вопрос Швецу.
– Все, что говорит эта женщина, – ложь. К ее дому приходили отцы вместе с детьми, бабушками и дедушками. Дети хотели поиграть с ее дочкой. Это были люди, которые хотели помочь.
“Докажите, что ребенок страдает”
Отец или мать, у которого второй родитель просто забрал ребенка, мало что может сделать, чтобы вернуть его.
– Нужно обратиться в полицию, но она квалифицирует такие дела как “самоуправство” и перебрасывает на ювеналов, – рассказывает адвокат Михаил Гончаренко. – Те говорят: “Мы позвонили отцу ребенка, он сказал, что с ребенком все хорошо”. Социальная служба переводит стрелки на суд, а суд говорит: “Докажите, что ребенок страдает. Где он? Вы подали в розыск?”. Тут снова включается полиция: “Зачем подавать в розыск, если к нам пришел отец и привел ребенка?”. Замкнутый круг.
– Нужно обратиться в полицию, но она квалифицирует такие дела как “самоуправство” и перебрасывает на ювеналов, – рассказывает адвокат Михаил Гончаренко. – Те говорят: “Мы позвонили отцу ребенка, он сказал, что с ребенком все хорошо”. Социальная служба переводит стрелки на суд, а суд говорит: “Докажите, что ребенок страдает. Где он? Вы подали в розыск?”. Тут снова включается полиция: “Зачем подавать в розыск, если к нам пришел отец и привел ребенка?”. Замкнутый круг.
По словам представительницы уполномоченного Верховной Рады по соблюдению прав ребенка и семьи Аксаны Филипишиной, с начала 2021 года к уполномоченному поступили 219 обращений от родителей, чье право на заботу и воспитание своего ребенка было нарушено. В том числе, сюда входит и смена места проживания ребенка без согласия второго родителя. Соотношение отцов и матерей, которые обращаются по этому поводу, – примерно 50 на 50.
– Проблема в том, что в законодательстве нет норм об ответственности за нарушение решений органов опеки и суда, – говорит Филипишина. – Например, если суд определил место проживания ребенка с одним родителем, а второй забрал его – это можно трактовать как “преднамеренное невыполнение решения суда”. Родители обращаются по этому поводу в полицию, но дела расследуются долго и неэффективно.
Органы опеки, куда тоже обращаются родители, у которых забрали детей, могут только проверить условия места проживания ребенка. Их интересует, чисто ли там, накормлен ли ребенок, есть ли у него одежда и игрушки. На этом их компетенция заканчивается.
Все стороны сходятся в одном: чтобы детей не забирали и не лишали их возможности общаться с обоими родителями, нужно менять всю систему, а не отдельные ее компоненты.
Органы опеки, куда тоже обращаются родители, у которых забрали детей, могут только проверить условия места проживания ребенка. Их интересует, чисто ли там, накормлен ли ребенок, есть ли у него одежда и игрушки. На этом их компетенция заканчивается.
Все стороны сходятся в одном: чтобы детей не забирали и не лишали их возможности общаться с обоими родителями, нужно менять всю систему, а не отдельные ее компоненты.
По мнению Михаила Гончаренко, полиция должна квалифицировать похищения детей одним из родителей не как “самоуправство”, а как “незаконное лишение свободы” – и тогда похитителю будет грозить не штраф, а срок до трех лет. Но чтобы так было, отношение полиции к таким делам должно измениться: сейчас, по словам Аксаны Филипишиной, их просто складывают на полку, считая, что это семейные проблемы, с которыми каждая семья разберется сама.
Дальше – нужно менять законодательство. Причем начиная с терминологии:
– В Европе нет понятия родительских прав, там есть родительская ответственность, – говорит адвокат Олег Простибоженко. – А это – совсем другое дело. Ведь право – его хочешь реализуешь, не хочешь – нет. Но если у родителя есть обязанность общаться с ребенком и воспитывать его, ее нужно выполнять. Например, если суд решил, что родитель встречается с ребенком три раза в неделю – он должен встречаться. А сейчас родители воспринимают это как право: хочу приду, не хочу – не приду.
То же говорит и Наталья Демченко из “Дитина має право”. С 2018 года в Украине штрафуют родителей, которые нарушают право на определенные судом встречи второго родителя с детьми. Если проще, не приводят ребенка на свидания. Но бывает и так, что мама или папа, с которыми живет ребенок, выделяет время, собирает ребенка на встречу, тот ждет – а второй родитель просто не приходит. И рычагов влияния на него нет.
Еще одна болевая точка в судебных процессах по детям – они тянутся годами, и один из родителей может не видеть ребенка все это время. Простибоженко считает: суд в самом начале должен постановить, с кем живет ребенок, пока длится процесс. И если второй родитель украдет сына или дочь – это будет считаться нарушением решения суда, а это – штраф до 17 000 гривень или лишение свободы до трех лет. По мнению Простибоженко, ответственность за невыполнение решения суда нужно сделать только криминальной – и тогда это будет работать.
– Если родитель украл ребенка, суд должен тут же вынести решение о возвращении. Не возвращает? Тогда пусть включается полиция, – говорит Простибоженко.
В этом случае полиции будет проще разобраться, кто у кого украл ребенка. Сейчас бывают случаи, когда оба родителя по очереди насильно забирают сына или дочь друг у друга.
– В Европе нет понятия родительских прав, там есть родительская ответственность, – говорит адвокат Олег Простибоженко. – А это – совсем другое дело. Ведь право – его хочешь реализуешь, не хочешь – нет. Но если у родителя есть обязанность общаться с ребенком и воспитывать его, ее нужно выполнять. Например, если суд решил, что родитель встречается с ребенком три раза в неделю – он должен встречаться. А сейчас родители воспринимают это как право: хочу приду, не хочу – не приду.
То же говорит и Наталья Демченко из “Дитина має право”. С 2018 года в Украине штрафуют родителей, которые нарушают право на определенные судом встречи второго родителя с детьми. Если проще, не приводят ребенка на свидания. Но бывает и так, что мама или папа, с которыми живет ребенок, выделяет время, собирает ребенка на встречу, тот ждет – а второй родитель просто не приходит. И рычагов влияния на него нет.
Еще одна болевая точка в судебных процессах по детям – они тянутся годами, и один из родителей может не видеть ребенка все это время. Простибоженко считает: суд в самом начале должен постановить, с кем живет ребенок, пока длится процесс. И если второй родитель украдет сына или дочь – это будет считаться нарушением решения суда, а это – штраф до 17 000 гривень или лишение свободы до трех лет. По мнению Простибоженко, ответственность за невыполнение решения суда нужно сделать только криминальной – и тогда это будет работать.
– Если родитель украл ребенка, суд должен тут же вынести решение о возвращении. Не возвращает? Тогда пусть включается полиция, – говорит Простибоженко.
В этом случае полиции будет проще разобраться, кто у кого украл ребенка. Сейчас бывают случаи, когда оба родителя по очереди насильно забирают сына или дочь друг у друга.
– Чтобы суды не тянулись годами, нужно объединить в одно семейное дело все вопросы о ребенке – место проживания, график общения со вторым родителем и разрешение на выезд за границу, – продолжает Простибоженко. – И если вы обратитесь в суд по одному вопросу, автоматически решатся сразу три.
До комплексного решения проблемы в Украине пока далеко, но шаги в этом направлении уже делаются. Офис уполномоченного по правам человека сейчас участвует в разработке законопроекта о семейном киднеппинге – он предполагает ответственность вплоть до криминальной за то, что один родитель препятствует другому воспитывать своего ребенка и заботиться о нем. Этот законопроект уже подавали в Верховную Раду, но на этапе первого чтения вернули на доработку.
– Все, конечно, зависит от конкретного случая, – говорит Аксана Филипишина. – Криминальная ответственность в законопроекте будет возможна, например, за похищение ребенка с участием группы лиц. Нужно также предусмотреть необратимость наказания: если родитель сменил место проживания ребенка без согласия второй стороны – ребенка должны тут же отбирать, а потом учитывать эти обстоятельства в суде.
В любом случае родители должны знать, что за похищение ребенка их ждет ответственность, а не безнаказанность – как сейчас.
– Все, конечно, зависит от конкретного случая, – говорит Аксана Филипишина. – Криминальная ответственность в законопроекте будет возможна, например, за похищение ребенка с участием группы лиц. Нужно также предусмотреть необратимость наказания: если родитель сменил место проживания ребенка без согласия второй стороны – ребенка должны тут же отбирать, а потом учитывать эти обстоятельства в суде.
В любом случае родители должны знать, что за похищение ребенка их ждет ответственность, а не безнаказанность – как сейчас.
Жить обычной жизнью
Пока рецепта для всех нет, войны между отцами и матерями продолжаются. И каждый пытается найти в них свой путь к победе. Александр Швец уже два года судится с родителями Даши Медовой – они хотят видеться с внучкой, он против. Каждый раз на заседаниях Швец говорит одно и то же: Варя сама не хочет видеть бабушку и дедушку, а он не может ее заставлять.
Анна Чайковская испытывает чувство вины перед родителями Даши за то, что помогала Швецу в войне против их дочери. Сейчас она ведет в фейсбуке страницу “Найти Дашу Медовую” и канал в телеграме, посвященный деятельности Швеца. Когда Анна едет по городу и видит женщин со светлыми волосами, всегда вглядывается в лица – вдруг это Даша. Анна помогает матерям, у которых забрали детей, и, кажется, считает делом жизни закрыть “Батько має право”.
Людмила Макаревич тоже судится с бывшим мужем и верит, что Федя вернется домой. Она хочет просто жить с сыном обычной жизнью – с завтраками, сборами в школу и осенними прогулками. Как раньше.
Дмитрий Плешков уже больше двух лет не пытается увидеться с дочерью. Он ведет два канала на YouTube и блог в фейсбуке о ней и своей истории. Надеется, что Алиса вырастет, увидит все это и поймет, что папа всегда ее любил и ждал.
О чем думают, как живут и что на самом деле чувствуют дети: Варя, Федя и Алиса – неизвестно. У них, кажется, об этом и не спрашивают.
Анна Чайковская испытывает чувство вины перед родителями Даши за то, что помогала Швецу в войне против их дочери. Сейчас она ведет в фейсбуке страницу “Найти Дашу Медовую” и канал в телеграме, посвященный деятельности Швеца. Когда Анна едет по городу и видит женщин со светлыми волосами, всегда вглядывается в лица – вдруг это Даша. Анна помогает матерям, у которых забрали детей, и, кажется, считает делом жизни закрыть “Батько має право”.
Людмила Макаревич тоже судится с бывшим мужем и верит, что Федя вернется домой. Она хочет просто жить с сыном обычной жизнью – с завтраками, сборами в школу и осенними прогулками. Как раньше.
Дмитрий Плешков уже больше двух лет не пытается увидеться с дочерью. Он ведет два канала на YouTube и блог в фейсбуке о ней и своей истории. Надеется, что Алиса вырастет, увидит все это и поймет, что папа всегда ее любил и ждал.
О чем думают, как живут и что на самом деле чувствуют дети: Варя, Федя и Алиса – неизвестно. У них, кажется, об этом и не спрашивают.
Больше Спецпроектов
Дата: 23.10.2021
Верстка: Анна Андреева
Верстка: Анна Андреева
© 2021 Все права защищены.
Информационное агентство ЛИГАБизнесИнформ