11 апреля мне ни с того, ни с сего позвонила соседка. Говорит: «Лена, что происходит? Вы что, больные? Сидите дома». Я ничего не поняла, сказала, что никто не болеет. Потом начали звонить другие соседи, спрашивали, больна ли я. Оказалось, что глава сельсовета обзвонил всех соседей – якобы у меня и моей коллеги Иры (мы вместе работаем медсестрами в пятой больнице в Киеве) коронавирус.

Я не знала, что делать, и тут мне позвонил глава сельсовета. Сказал, что есть какие-то списки, и мы с Ирой в них попали. Что мы должны быть на самоизоляции, и если он узнает, что мы вышли из дома, вызовет полицию, и нас оштрафуют на 17 тысяч. Я начала спрашивать, что за списки, кто их прислал, просила показать их. Он сначала сказал, что позвонили из полиции, потом – что-то про фельдшера. Короче, запутался. Я ему говорю: «Я не контактировала с больными коронавирусом. Почему я должна быть на самоизоляции?». Он ничего толком не ответил. Я думала, что на этом конфликт исчерпан. С соседями особо не общалась – была на работе по двое суток, продукты возила из Киева, в магазин в селе не ходила. Уже и забыла о звонке председателя. А перед Пасхой началось.

17 апреля я была на работе и сдавала анализ на коронавирус – проверяли всех медиков. Потом вернулась, посидела дома и вспомнила, что у меня нет хлеба. Села на велосипед и поехала в магазин. Захожу, а продавщица говорит: «Мы не будем вас обслуживать». Во второй магазин тоже не пустили. Сказали: «Не хватало нам этой заразы в магазине». Я поехала в другое село и там купила хлеб.

Вернулась домой без настроения. Было как-то тревожно. Позвонила главе сельсовета, он даже слушать не стал: «Я тебе сказал, не лазь по селу! Я вызову полицию, и будешь платить штраф! Ты на самоизоляции».

Я сидела в комнате, и тут слышу: быстро проехал мотоцикл, что-то бабахнуло. Вышла посмотреть – и увидела тлеющую бутылку. Запаниковала. Позвонила голове, говорю: «Что это такое? Что делать с бутылкой?». Он ответил: «Выбросьте». Я спросила, может, вызвать полицию? А он сказал: «Сюда все равно никто не приедет». Ну, я и выбросила.

Я не знала, что делать, было страшно. Позвонила Ире – она тогда была на сутках. Говорю: «Мне страшно. Приедь, надо что-то решать». Ира приехала на следующее утро, поддержала меня и позвонила журналистам.

Через пару дней пришли наши результаты анализов на коронавирус – отрицательные. Мы пошли с ними к голове. Я хотела спросить, как дальше жить, если из-за слухов все показывают пальцем. А если я на самом деле заболею? Меня же тут уроют. Он только отмахнулся. Извинился перед камерой и все. Потом позвонил и сказал: «Можешь ходить в магазин. Ты уже не на самоизоляции». Вот спасибо.

Сейчас вроде бы все подуспокоилось, но мне страшно. Во-первых, я не знаю, кто бросил бутылку. Во-вторых, все время думаю: а если бы я тогда не вышла и не затоптала ее? Она могла взорваться, а у меня дом деревянный. Все бы вспыхнуло, как от спички.

11-го числа мне позвонили соседи и сказали: «У вас с Леной коронавирус». Я спросила: «Откуда информация?». – «От головы сельсовета. Он предупредил, чтобы мы с тобой не контактировали». И началась реальная травля.

Стали звонить другие соседи, а те, с кем наши дома стоят рядом, спрашивали через забор: «Что у вас случилось?» Информацию начали передавать по цепочке, и в итоге все знали, что мы чуть ли не насквозь пропитаны коронавирусом, и зараза уже в деревне.

Я пыталась что-то объяснить, но кому люди поверят – мне или представителю власти? Голова сначала сказал, что информация пришла от полиции, потом – что из санстанции. Хотя сейчас такой структуры вообще нет. Я ему говорю: «Отправьте мне на вайбер документы, которые вам пришли». У него на все один ответ: «Посидите дома».

Сначала люди просто обходили нас стороной. Мы стали изгоями. Для людей неважно, есть у тебя коронавирус или нет. Ты работаешь в медицине – значит, в любой момент можешь принести им «эту заразу». Так они говорят.

15-го числа мы с Леной были на работе, и тут мне звонит сосед: «Фельдшер ищет Лену, чтобы проверить, соблюдает ли она самоизоляцию. А ее нет». Лену он не нашел, но снова рассказал соседям, что «у нас тут люди болеют». Я психанула и говорю соседу: «Хоть погуглите, что это такое. Человек должен написать заявление, что идет на самоизоляцию. И только тогда можно контролировать, не нарушает ли он ее».

В тех же числах голова сельсовета сказал мужчине, с которым живет Лена: «Если ты будешь подвозить ее куда-то, люди подожгут тебе машину». До этого нас подвозил сосед, который тоже ездит в Киев на работу. А как теперь добираться – было непонятно, маршрутки ведь не ходили. Выручил доктор из нашей больницы. Он живет в Киеве, но сказал, что будет нас возить в Черногородку и обратно, еще и за свои деньги.

17-го я была на работе. Позвонила Лена: «Ира, меня не пускают за продуктами. Голова сказал во всех магазинах, чтобы нам ничего не продавали». Ее гражданского мужа тоже не пустили: «Ты с ней живешь, значит, тоже болеешь».

Через пару часов Лена перезванивает и плачет: «Во двор бросили бутылку». Я испугалась: у меня возле дома – две собаки и кот. А если и туда что-то бросили? Попросила Лену сбегать посмотреть.

Позвонила голове. Говорю: «Вы понимаете, что натворили своими беспочвенными обвинениями и разговорами о том, что оберегаете от нас жителей деревни?». Он ответил: «Это не слухи, а правда. Насчет бутылки ничего не знаю. Хотите – вызывайте полицию, но к вам никто не приедет».

Я поняла, что помощи ждать неоткуда. Всю ночь на работе думала: как нам дальше жить? А если я буду идти по улице, и кто-то бросит мне на голову кирпич? Уже не так страшно заразиться коронавирусом, как ехать домой и не знать, что тебя там ждет.

Утром приехала полиция и журналисты. Бутылку забрали на экспертизу. Лена написала два заявления: о попытке поджога и распространении неправдивой информации главой сельсовета. Тот не унимался. Когда приехала полиция, говорил: «Развели панику. Трудно было посидеть дома? Я бы со всем разобрался».

С тех пор он меня игнорирует. Как видит где-то – отворачивается, не здоровается. Лена недавно встретила его возле сельсовета, он ей сказал одну фразу: «Ты еще пожалеешь».

Односельчане после всего этого перестали так активно шарахаться. Но никто не извинился. Некоторые и сейчас говорят: «Глава сельсовета все сделал правильно, хотел нас защитить. Вы работаете в медицине, и не заразились сегодня – так заразитесь завтра». Я отвечаю: «Это не вам бросили в дом бутылку и не вам сказали сидеть дома непонятно сколько». У них один ответ: «Ну, ведь ничего не сгорело».

Я еще в детстве поняла, что из себя представляют жители Черногородки. Нас с родителями переселили сюда из зоны отчуждения в 1991 году. Черногородцы долго нас не принимали. Говорили, что мы из Чернобыля, радиоактивные, да и вообще, они здесь коренные жители, а мы так, недавно переехали, и ничего не решаем.

Сейчас я живу в селе Яблоновка в шести километрах от Черногородки. Работаю с Леной и Ирой в реанимации. Как-то в апреле мы ехали с Леной в машине из больницы домой, и где-то по пути, в Новоселках, у Лены зазвонил телефон. Она взяла трубку и сделалась бордовой. Я спросила, что случилось, а она: «Тай, голова села распустил сплетни, что у меня и Иры коронавирус».

Я решила помочь подруге. Оставила дома сумки с продуктами из Киева и вернулась в Черногородку. Мы с Леной шли по селу, а там как раз голова сидит в машине. Лена постучала в окно, попросила выйти. Он только приоткрыл дверь и начал кричать: «Я тебе говорил посидеть дома! Что ты тут устроила?» И дальше в том же духе. Я не выдержала: «Подождите, шановний. Почему она должна сидеть дома? На каком основании? Покажите документы, которые вам пришли». Он хлопнул дверью и уехал.

Через несколько дней Лена звонила и плакала: ее перестали пускать в магазин, бросили во двор бутылку. Меня это почти не удивляло. В Черногородке такие люди живут – ничего не знают, всех подозревают. Непонятно, чего от них ждать.

Хуже всего – то, что пишут в фейсбуке. Там такие комментарии, что за голову берешься. После истории с бутылкой стали писать: «Хата ж не сгорела. Чего они возникают?».

Моя бывшая одноклассница работает в магазине в Яблоновке. Она написала комментарий: «Це брехня, шо кинули бутилку». Через несколько дней я захожу в магазин, а она ко мне: «Что там у вас случилось? В Черногородке». Я говорю: «Ну, так ты ж лучше знаешь, что случилось. Зачем у меня спрашивать?». Такое чувство, что весь черногородский фейсбук знает все лучше, чем судмедэкспертиза.

Из Черногородки много людей работает в больницах в Киеве. Но в селе знали только про Лену и Иру. Они и попали под удар. После этой истории местные узнали об остальных медработниках, и тоже начали разносить слухи, что у них коронавирус. Мне звонила медсестра и жаловалась – с соседями начались перепалки. Чуть ли не «Не дыши в нашу сторону».

Непонятно, что будет дальше. Черногородка – не Киев, где много людей и событий, погудели и забыли. У нас в селе ничего не забывают. Могут или спалить по-тихому, или прибить.

В середине апреля мне начали звонить жители села. Спрашивали: «Почему Лена ходит по селу, если она больная?». Звонков было много, а откуда пошла эта информация – я не знаю. Скорее всего, из интернета. Там писали, что девять врачей из пятой больницы заболели коронавирусом. А может, слухи пошли от фельдшера. У Лены много мужчин, и об одном из них фельдшер узнал, что он, то ли зараженный, то ли на самоизоляции. В общем, непонятно. Село есть село.

Я как голова должен был реагировать на звонки и принимать меры. Я и принял: позвонил Лене и попросил ее посидеть дома, пока я разберусь. Но они решили не ждать и прогреметь на всю страну. Заявили, что их поджигают, преследуют, унижают.

Никакой бутылки не было. У меня по селу стоят камеры наблюдения, и одна из них как раз «смотрит» на Ленин дом. Не проезжал там никакой мотоцикл. Да и саму бутылку полиция нашла не во дворе, а в кустах через дорогу – они туда выбрасывают мусор.

Мне не хотелось бы так говорить, но эти женщины немного употребляют алкоголь. И любят погулять по селу, по магазинам. Когда их не пустили в магазины, они были немножко «под этим». Я тут не при чем, я не просил продавщиц их не пускать.

Они говорят, я угрожал мужчине Лены, что ему подожгут машину? Да кому он нужен со своей машиной? Это, наверное, очередной ее ухажер. Они так часто меняются, что я не запоминаю.

Я слышал, что в отношении меня открыли административное производство за распространение неправдивых слухов. Пока никуда не вызывали. Я не расстраиваюсь. Так устроена работа головы: он постоянно ущемляет права людей, не дает им мусор в кусты выбрасывать, заставляет убирать возле своих домов. Лена и Ирина сделали свалку напротив дома, но на них почему-то не завели административное производство. Завели только на меня. А они довольны, что сделали пакость. Как видят меня в селе, сразу такие лыбы тянут, передать не могу.

Да, я действительно не пустила Лену в магазин. И что? То, что она рассказывает, – выдумка. Во-первых, она была без маски, во-вторых, выпившая, а в-третьих, это была самозащита. У меня маленькие дети, у напарницы тоже. Мы не хотим, чтобы они заболели.

Напарница тогда просто вышла и сказала: «Лена, мы сегодня тебя не будем обслуживать». Любой человек спросил бы, почему так, что случилось. Она даже не попыталась! Развернулась и ушла.

Об этих слухах мы узнали не от головы, а от посторонних людей. Мне позвонила знакомая, которая работает на заправке, и спросила: «А правда, что Лена на самоизоляции, и они с Ирой контактировали с коронавирусным?». Потом покупатели начали говорить то же самое. С чего они это взяли – не знаю.

Истории с поджогом не было. Это была бутылка из-под пива, которое Лена всегда покупает у меня в магазине – Львовское светлое. Добросить ее до хаты не реально даже человеку в хорошей физической форме. Там забор, и дом стоит далеко от дороги. Да и вообще, если бы ей бросили бутылку с коктейлем Молотова – вы знаете, что было бы. Взрыв.

Главное управление Национальной полиции Киевской области провело проверку по инциденту в Черногородке. Полицейские выяснили, что в бутылке не было горючей смеси. Была только жидкость с резким запахом, которая не несет угрозы жизни и здоровью. Поэтому криминальное производство по попытке поджога, как хотела Елена Мищенко, открывать не стали. Но открыли административное производство – о распространении неправдивых слухов главой сельсовета. Материалы уже направили в суд.