В период стресса сильная паническая атака случилась у певицы Яны Шемаевой, больше известной как Jerry Heil. В 2019 году она выпустила хит «Охрана, отмєна» и стала известной. А через полгода написала в инстаграме пост о том, что страдает от панических атак. Его лайкнули 9 000 человек.

Сейчас Яна понимает, что первые отзвуки панических атак почувствовала еще в школе. Тогда ее сковывал страх, когда нужно было пройти мимо большой группы людей. Казалось, что все на нее смотрят, и от волнения она будто забывала, как делать привычные движения.

– Нормальные люди ведь как ходят? Правая рука и левая нога у них двигаются синхронно. А я в такие моменты ходила, как робот – правая рука с правой ногой. На глазах выступали слезы, от них и волнения я почти ничего не видела, – вспоминает Яна.

Она не может сказать однозначно, была ли общительным ребенком. Говорит, что в школе «была популярной в узких кругах» – могла открыться близким друзьям, а малознакомых опасалась и боялась показаться им неинтересной. Яне кажется, это связано с двойственностью воспитания: ее папа – экстраверт, а мама – очень тихая и всегда учила дочь «не высовываться». Она же, по воспоминаниям Яны, воспитала в ней комплекс отличницы: девочка всегда переписывала целые страницы в тетради, если там была хоть одна помарка. Сейчас Яна болезненно переживает любые ситуации, в которых она не соответствует ожиданиям важных для нее людей.

В 15 лет девушка поступила в колледж Киевского института музыки имени Глиэра и несколько лет каждый день по пути на учебу проходила через оживленную площадь Льва Толстого. Знакомый со школы сковывающий страх стал сильнее. На подходе к площади у Яны начинало колотиться сердце, становилось трудно дышать, все внутри сжималось, и она старалась проскочить быстрее.

Два года назад Яна училась на втором курсе в Национальной музыкальной академии имени Чайковского и уже полгода мечтала бросить учебу. Останавливало только одно: для родителей это станет драмой. Яна постоянно думала об уходе и в итоге решилась на компромисс – взять академотпуск и сказать родителям, что подумает, чем заниматься дальше. Когда она сообщила о своем решении, родители были вне себя.

– Я приехала домой и почувствовала, что внутри нарастает тревога. Лежала на кровати и в какой-то момент поняла, что больше не могу лежать. У меня колотилось сердце, я почувствовала в себе много какой-то энергии. Мне хотелось высвободить ее. Дома есть старенькое фортепиано, я начала просто бить по его клавишам. Упала на колени, кричала, каталась по полу, гавкала. Я не понимала, что со мной происходит. Внутри просто был страх, и я хотела его выплеснуть. Но ничего не помогало.

Это состояние длилось больше часа. Когда приступ закончился, Яна подумала: «Это не похоже на истерику. Скорее всего, я сошла с ума». Она переживала, что так же подумали и ее родители.

– Они далеки от мира, в котором обсуждают психику и психические расстройства. Не очень позитивно относятся к психотерапевтам. То, что они увидели, оказалось для них за гранью понимания.

Паническая атака происходит без видимой причины и без внутренних предпосылок в организме. Обычно она начинается с незначительных внешних проявлений. Это может быть учащенное дыхание, сердцебиение, повышение давления. Например, человек едет в метро в плохом настроении и с неважным самочувствием. В вагоне спертый воздух, в мозг поступает чуть меньше кислорода, чем обычно. Этого достаточно, чтобы запустить паническую атаку.

– Мозг, и в первую очередь его миндалевидное тело, интерпретирует это как сигнал угрозы, – объясняет психолог Евгений Пилецкий, работающий по методу когнитивно-поведенческой психотерапии. – Мозг реагирует так, будто сейчас случится инсульт, инфаркт, безумие или что-то ужасное. Человек чувствует волну адреналина, у него пересыхает во рту, начинают трястись руки и ноги, повышается давление. Мозг снова интерпретирует это как сигнал, что его владелец задыхается, умирает, сходит с ума. Так и происходит паническая атака. При этом с организмом все в порядке, есть только ложная интерпретация мозга, которая приводит к таким проявлениям.

Если панические атаки происходят у человека с определенной периодичностью – от нескольких раз в год до нескольких раз в день, у него могут диагностировать паническое расстройство. По Международной классификации болезней ВОЗ, оно относится к типу тревожных расстройств.

Когда у человека случается первая паническая атака, в большинстве случаев он не понимает, что произошло. И начинает бояться, что это случится снова. Страх провоцирует новую паническую атаку. Примерно то же происходит с человеком, которому говорят «Не нервничайте» – он начинает волноваться еще сильнее.

– Тот, у кого уже была паническая атака, пытается избегать всего, что может снова к ней привести, – рассказывает заведующий отделением первичного эпизода Харьковской областной клинической психиатрической больницы № 3 Дмитрий Мангуби. – Если первая атака случилась в метро, он ни за что не спустится в подземку. Если в лифте – будет ходить пешком на любой этаж. Даже новости о том, что где-то оборвался трос лифта, смогут спровоцировать паническую атаку.

В полпервого ночи в харьковском студгородке за третьекурсницей механико-технологического факультета гонится мужчина. Она бежит изо всех сил, хватает ртом зимний воздух, скользит по льду. Мужчина догоняет и начинает душить. Она бьет его куда ни попадя, вырывается, бежит, падает, рвет колготки, подымается и снова бежит. Она кричит «Помогите», стучит в окна и двери закрытых общежитий. 20-летняя Катя переводит дух, только когда оказывается за закрытой дверью.

До этого дня Катя ничего не боялась. Ходила в темноте в наушниках, возвращалась в общежитие на последнем метро, никогда не оглядывалась по сторонам и не думала об опасностях. Теперь она купила газовый баллончик, перестала выходить одна на улицу после наступления темноты, начала просить знакомых провести ее или вызывать такси. Безопасность стала одной из главных ценностей и осталась ею, даже когда воспоминания о погоне померкли.

Прошло семь лет, и страх, что на улице может случиться что-то плохое, внезапно вернулся. Осенью 2019 года Катин муж на несколько месяцев поехал по работе в США, и она отправилась вместе с ним.

Там у девушки было много свободного времени, она часто гуляла со знакомой. В один из таких дней они решили пойти в парк, но заблудились и оказались в промзоне. С одной стороны было огражденное железной сеткой болото, с другой – ремонтная база. Кате стало не по себе, она предложила знакомой вернуться, но та отмахнулась: «Мы уже на полпути». Катя вжала голову в плечи и решила просто идти, смотреть на землю перед ногами и ни о чем не думать. Когда ремонтная база с одной стороны дороги сменилась частными домами за высоким забором, Катя обернулась.

– Я увидела двух темнокожих мужчин, которые идут за нами, – вспоминает девушка. – Они выглядели, как бездомные. Вокруг никого. Английский я знаю плохо. Как кричать, что на нас нападают – не знаю. Мне стало дико страшно, и я предложила знакомой перелезть через забор на частную территорию, хотя в Америке с этим очень строго, владелец дома может даже выстрелить в тебя, если посчитает, что ему что-то угрожает. Но мне было все равно. Для меня это было лучше, чем идти непонятно куда и сколько.

Она была на пределе напряжения. Думала только о том, что сейчас их убьют, изнасилуют, ограбят. Ей казалось, что сердце выпрыгнет из груди, руки и ноги тряслись, при этом она чувствовала какое-то оцепенение. Напряжение отступило только когда девушки вышли к дороге. Идя вдоль проносящихся мимо машин, Катя почувствовала себя в относительной безопасности – и выжатой, как лимон.

Вечером дома девушка не смогла расслабиться. Ночью ей снилась промзона и шаги двух мужчин за спиной. Утром она проснулась и поняла, что у нее онемели руки и ноги. Это не прошло ни в тот день, ни на следующий, ни через еще один. Катя решила, что это что-то с сосудами. Пошла на массаж, и вроде бы все прошло. В следующие три недели у нее постоянно что-то болело – то зуб, то желудок, то ухо. Она не понимала, что происходит, сутками ходила то по квартире, то по улице и думала, что со здоровьем что-то ужасное.

Однажды утром она проснулась и почувствовала в груди раскаленный шар. Что-то жгло и давило. Не помогало ни сходить в душ, ни полежать, ни пройтись. Катя промаялась до обеда, а потом вышла в магазин. По пути обратно позвонила знакомой психотерапевтке. И тут началось.

– Сильный жар в груди, все трясется, сердце колотится. Очень плохо и кажется, что это никогда не закончится. Что единственный выход – что-то с собой сделать, потому что жить с этим жжением я не смогу. Я сказала психологу: «Света, пожалуйста, не отключайся. Я не выдержу». Она посоветовала взять бумагу и писать все, что меня беспокоит. Не помню, как, я очутилась возле озера с листами А4. За 40 минут исписала листов восемь, и все это время меня трясло, шар в груди жег все сильнее. Я думала, что умру.

По совету психолога, Катя сожгла листы со своими переживаниями. Ей стало легче. Чтобы отвлечься, по пути домой она пела песни. Ей было все равно, что подумают другие. Дмитрий Мангуби говорит, что так происходит инициация человека в панические атаки.

Панические атаки – достаточно частое явление. В разные периоды жизни их переживают от 2 до 5% людей. Мангуби рисует субъективный портрет пациента, который обращается к нему с паническими атаками:

– Это девушка 25-35 лет, гуманитарного склада, с высшим образованием. Замужем, чаще всего без детей, с ухоженной внешностью. Работает наемным сотрудником, находится в процессе карьерного роста, по работе часто общается с людьми. У нее нормальная самооценка, и поэтому она внимательно следит за здоровьем. Возможно, есть ипохондрические черты. Она мнительная и переживает о том, как ее воспринимают другие. Часто склонность к тревожности передается ей от мамы или бабушки.

Портрет достаточно размытый и основывается на личных наблюдениях Мангуби. Он говорит, что в последние годы пациентов с паническими атаками становится больше. Возможно, из-за распространения интернета – люди начинают гуглить свои симптомы, и тревожность растет.

Панические атаки могут быть реакцией на стресс. Иногда они начинаются во время или сразу после него, а иногда – через какой-то период. Человеку кажется, что уже все хорошо, он спокоен, но организм помнит о стрессе и может отреагировать панической атакой.

Длительные периоды панических атак были у 28-летней журналистки Юлианы Скибицкой дважды – в 2017 и 2018 годах. Первая сильная атака осенью 2018 года произошла в автобусе. Все последующие начинались по тому же сценарию. Юле внезапно стало страшно, она будто почувствовала удар по голове. От макушки до кончиков пальцев на ногах прошла волна – теплая, но неприятная. В районе солнечного сплетения появилось сильное чувство тревоги. Юле захотелось бежать. Но некуда – автобус едет, люди вокруг компостируют талоны, ничего не происходит. Девушка поняла, что это паническая атака, и решила перетерпеть.

– Это длилось минут пять-семь. Адреналин, давление, потные ладони. Меня трясло, сильно пересохло в горле. Я продолжала сидеть на месте, а внутри были жесть и страх, – вспоминает Юля.

После этого случая она часто засыпала и просыпалась с тревогой, не могла есть и сильно похудела. Самая серьезная в ее жизни паническая атака случилась через несколько месяцев. Юля сидела дома и почувствовала знакомый удар по голове и волну от макушки до кончиков пальцев. Начала ходить по квартире и поняла, что больше не может там находиться. Поехала к подруге и пыталась делать то, что советуют в интернете – сосредоточиться на дыхании, петь песни, считать, играть в слова. Совершать монотонные отвлекающие действия. Временами становилось лучше, но потом волна страха снова поднималась. Это длилось около двух часов, а когда закончилось, Юля чувствовала себя, будто пробежала марафон.

После этого панические атаки начинались у нее примерно раз в три дня. Спровоцировать их могло что угодно – чашка кофе, сигарета, подъем по лестнице. Это классические триггеры – они учащают сердцебиение и дыхание, повышают давление. Юля стала меньше курить и ограничила кофе до чашки в день, хотя раньше пила четыре-пять. Один раз у нее случилась паническая атака, когда она вдохнула запах духов, разлившихся в рюкзаке. Это были любимые духи, но Юля спрятала их на дальнюю полку, чтобы даже случайно не вдохнуть запах. В другой раз атака началась в туалете, и Юле было страшно снова туда ходить. В третий – когда она мыла посуду горячей водой. Всю зиму после этого она принимала только прохладный душ. В конце 2018 года Юля поняла, что больше так не может, и пошла к психиатру.

Распознать панические атаки одновременно и легко, и сложно. С одной стороны, у этого состояния есть конкретные признаки, с другой, легко перепутать свои субъективные ощущения с симптомами реальных проблем в организме. Особенно когда речь идет о первой панике.

Во время панической атаки человек испытывает ужас, холод или жар в конечностях, тремор. Ему кажется, что он задохнется, упадет в обморок, сойдет с ума или умрет. Иногда он вызывает скорую во время приступа или идет к семейному врачу после него.

– На приеме рассказывает, что внезапно закружилась голова, появилась слабость, тремор, сердцебиение, – рисует распространенную картину Мангуби. – В жалобах не будет ни слова о страхе и тревоге – пациенту и в голову не придет, что это первопричина. Доктор тоже не подумает о панических атаках. Он скажет, что нужно проверить, нет ли опухоли, кардиопатологии. Отправит на рентген шейного отдела позвоночника, а тот покажет шейный остеохондроз. Он есть у большинства людей, и может мешать притоку крови к голове. С таким диагнозом семейный врач направит пациента к неврологу, а тот – на электроэнцефалограмму.

В конце концов, после энцефалограммы и других обследований украинский врач может поставить диагноз ВСД – вегето-сосудистая дистония. Но этот диагноз ничего не объясняет.

– Никакой ВСД не существует, – говорит Мангуби. – Это черная дыра, в которую врачи в постсоветских странах сваливают любые неврологические проблемы. А они есть у большинства людей. Термина ВСД нет в Международной классификации болезней, он устарел, в нем нет смысла, потому что он может включать в себя что угодно.

В разгар Майдана, в 2014 году, Влад учился на заочном отделении философского факультета в Харькове, нигде не работал и не особо интересовался политикой. Все изменилось 18 февраля – в день, когда на Майдане начались расстрелы. Влад стал ночами смотреть стримы, постоянно мониторил новости, ложился спать в 10-11 утра и просыпался вечером. Так прошел конец февраля и весь март.

В ночь на 1 апреля Влад, как всегда, не спал и смотрел новости. Утром пошел в университет, оттуда в кафе и вечером вернулся домой.

– Я пришел уставший, и тут у меня внезапно участился пульс, стало очень тревожно. Не понимал, что происходит, сказал отцу, что мне плохо. Он померил пульс – 140 при норме 80-100, и давление – 168 на 90 (норма – 120 на 80). Меня трясло, колотилось сердце. Я думал, что умираю или схожу с ума. Мы вызвали скорую, и меня отвезли в больницу. По пути я по инерции спрашивал у врачей: «А что вы думаете про Майдан? Не боитесь, что скоро Россия на нас нападет?».

Влад провел в больнице несколько дней. Врачи поставили диагноз: вегето-сосудистая дистония. Давали неопределенные рекомендации: есть побольше овощей, гулять пешком в хорошую погоду, бросить пить и курить, заняться спортом. Прописали таблетки от давления. Одна из докторов намекнула, что не стоит принимать новости близко к сердцу и лучше не следить за ними сутками.

Влад вернулся домой и старался следовать советам врачей. Бросил пить и курить, начал ходить пешком, перестал смотреть новости. Но давление все равно повышалось по несколько раз в день, тело начинало трястись, сердце – колотиться, появлялся сильный необъяснимый страх.

Влад пил таблетки от давления, они не помогали. Ходил по улице с тонометром. Когда гулял с друзьями и ел, например, шаурму, тут же вспоминал, что от жирной еды повышается давление, и бежал в аптеку за корвалолом. Часто вызывал скорую, та делала укол и уезжала.

Влад начал искать в интернете форумы для тех, кто болеет ВСД, и прочитал, что у многих при этом бывают панические атаки. Знакомый невропатолог посоветовал ему обратиться к психиатру. На приеме Влад описал свои симптомы: давление, беспричинный внезапный страх умереть или сойти с ума, тремор, сердцебиение. Врач невозмутимо кивнул, что-то записал, а потом поднял голову и сказал: «Вы даже не представляете, насколько часто такое встречается».

Для начала важно просто признать: у меня панические атаки, состояние, связанное с психикой, а не с тем, что происходит в организме. Для многих это сложный момент: люди в постсоветских странах неохотно, но пойдут к семейному врачу или неврологу, в крайнем случае, как говорит Мангуби, будут выкатывать страх и панику яйцом. Но вряд ли обратятся к психиатру или психотерапевту. Во-первых, многие просто не верят в их эффективность, а во-вторых, в обществе все еще силен стереотип: "Зачем мне идти к мозгоправу? Я ведь не псих".

Если во время панической атаки ничего не делать – не принимать таблетки, не заниматься специальными упражнениями, не пытаться отвлечься, она пройдет сама собой. Длиться это состояние может от нескольких минут до нескольких часов. Но если человек не знает, что с ним происходит, и как с этим справляться, атаки будут случаться в любое время и в любом месте. При плохом сценарии, они учащаются до нескольких раз в день, а в промежутках человек не может думать ни о чем другом, боится и ждет.

– Для того, чтобы паническая атака прошла, не нужно делать какие-то особые манипуляции, – рассказывает Мангуби. – Иногда толковый врач в скорой, который понимает, что перед ним пациент в панике, может сделать плацебо-укол глюконата кальция. Психиатры могут прописывать транквилизаторы или советовать делать так называемые якорные упражнения. Например, брать в руки небольшую игрушку и сжимать ее, чтобы заземляться и понимать: вы здесь, с вами ничего не происходит. Кому-то это помогает, кому-то – нет.

Из всех направлений психотерапии для борьбы с паническими атаками Мангуби советует когнитивно-поведенческую терапию. Она работает с мыслями человека, которые складываются в негативные установки, влияют на его поведение и качество жизни. В среднем, человеку с паническими атаками достаточно пяти сессий с КПТ-терапевтом, чтобы снизить интенсивность и количество панических атак. Чтобы человек перестал бояться этого состояния и начал понимать, что сможет его пережить.

У когнитивно-поведенческих терапевтов есть протокол работы с паническими атаками. Он выглядит примерно так: сначала терапевт объясняет пациенту, что такое панические атаки, что происходит при них в мозге, какие могут быть причины. Терапевт говорит, что панические атаки не приводят к ужасным последствиям для организма. Уже этот первый этап терапии помогает многим пациентам справляться с состоянием.

– Основной современный метод борьбы с паническими атаками – их толерирование, а в некоторых случаях – даже усугубление ради эксперимента, – рассказывает Евгений Пилецкий. – Например, иногда терапевты могут порекомендовать клиенту самому вызвать паническую атаку и посмотреть, что будет. Для этого достаточно быстро подышать от десяти секунд до пары минут – и миндалевидное тело в мозге уже воспримет это как сигнал опасности. Если паническая атака начнется, можно попросить человека покружиться на месте. Его будет колбасить, казаться, что он сейчас упадет в обморок. Но ничего не произойдет. Часто это снимает страх.

Дальше психотерапевт рекомендует пациенту преодолеть желание метаться по комнате, искать таблетки и капать валокордин. Просто сесть в кресло и терпеть. Таким образом, миндалевидное тело получит сигнал: вы не убегаете от панической атаки, ничего не делаете, чтобы ее погасить, и она проходит. Это действует и наоборот: если человек пьет таблетки или судорожно мечется, миндалевидное тело «решает», что именно это помогает справиться с состоянием. Заставить себя сидеть и ничего не делать во время панической атаки сложно, но если сделать это несколько раз подряд – атаки будут переноситься легче и происходить реже.

После сильной панической атаки в 2018 году Яна Шемаева из Jerry Heil старалась жить, как раньше. Хотя часто мысленно возвращалась в тот день, когда каталась по полу и гавкала, и не могла понять, что с ней случилось. Думала: «Ну, все, Яночка, скажи «пока» своей кукушечке». Только через несколько месяцев она прочитала в посте известной блогерки, что такое панические атаки, и поняла, что это – как раз ее история. Яна начала медитировать и ходить к психотерапевту. Стало легче, но не до конца. В феврале 2020 года у Яны случилась еще одна сильная паническая атака – после финала нацотбора на Евровидение.

В финале Яна проиграла другой исполнительнице, вернулась домой, проанализировала свое выступление и решила, что выложилась по максимуму. А потом почувствовала, как нарастает непонятная тревога. В какой-то момент Яне стало казаться, что тревога разрывает ее изнутри. Была ночь, она находилась дома одна, и от этого становилось еще страшнее.

– Я плохо помню, что делала тогда, чтобы успокоиться. Кажется, позвонила кому-то из друзей, и через время тревога прошла. Кстати, друзья посоветовали мне метод, который помогает – представить, что ты находишься в месте, где тебе хорошо и спокойно, глубоко дышать. В принципе, это и есть медитация. Если так делать, то через 10-15 минут становится лучше, – говорит Яна.

Сейчас она медитирует каждый день, и панические атаки происходят редко – раз в несколько месяцев. Яна считает, что это из-за того, что состояние медитации противоположно панике, и для тревоги просто не остается места.

Полтора месяца в США после первой панической атаки прошли для Кати, как в вязком мерзком тумане. Она плохо спала – просыпалась каждые пару часов, и ее трясло. Боялась оставаться одна – и муж несколько недель работал из дома, но это не помогало. За три недели похудела на 5 килограммов. Жила с постоянным чувством сильной тревоги, которое иногда переходило в панику. Кате казалось, что это никогда не закончится, и она сойдет с ума. Она сутками не могла думать ни о чем другом.

После одной из панических атак Катя пошла к врачу в США. Ей сделали кардиограмму, измеряли пульс и давление, взяли анализы – и не объяснили, что с ней происходит. Выписали транквилизатор и сказали пить его, когда состояние становится совсем невыносимым. Но не больше трех раз в день.

– Мы пришли домой, я выпила таблетку и физически почувствовала, как тревога уходит, тело расслабляется. Стало намного легче. Я уснула и в первый раз за долгое время проспала всю ночь. Но на следующий день снова началась паника, – вспоминает Катя.

В таком состоянии, иногда спасаясь таблетками, девушка прожила до возвращения в Харьков. Она думала, что дома ей станет лучше, и все пройдет – ведь там у нее есть родители, друзья, привычная обстановка. Но уже во вторую ночь дома Катя проснулась от знакомого жжения в груди, и все началось снова.

Она стала ходить по врачам: терапевт, невропатолог, УЗИ сосудов, анализы, диагноз «анемия» и рецепт на успокоительные и обезболивающие. Пошла к психотерапевту – он сказал, что у Кати нервный срыв, и таблетки ей не помогут. Девушка снова перестала спать, постоянно дрожала и думала, что сходит с ума.

В конце концов, Катя попала на прием к Дмитрию Мангуби. Он выписал ей антидепрессанты и посоветовал трогать любимую игрушку, когда начинается приступ. Это помогло, и сейчас у Кати уже больше двух месяцев нет приступов паники.

Юля перепробовала практически все методы борьбы с паническими атаками. В 2018 году психиатр прописал ей курс антидепрессантов, она пила их год. За это время у нее ни разу не было полноценной атаки, но было состояние, близкое к ней. Тогда Юля говорила себе: «Ты пьешь антидепрессанты, значит, у тебя не может быть паники». Это работало.

Юля закончила принимать таблетки в феврале 2019 года. Целый год все было в порядке, а потом случился карантин. На второй неделе сидения дома у девушки внезапно началась паническая атака. Еще через неделю – вторая, за ней – третья. Юля снова стала просыпаться с чувством тревоги, видеть в зеркале загнанный взгляд и не видеть смысла ни в наступившей весне, которую ждала весь февраль, ни в жизни.

Юля чувствовала себя очень уязвимой, обижалась, если друзья не спрашивали, как она, и раздражалась, если спрашивали. Пыталась то ли спастись, то ли добить себя алкоголем. Это не помогало.

В конце концов, Юля обратилась к когнитивно-поведенческому терапевту, и тот сказал парадоксальное: «Чтобы избавиться от панических атак, нужно полностью отдаться панике». Юле было страшно. Казалось, если она целиком уйдет в панику, то умрет. Хотя она уже много читала об этом и головой понимала: от паники не умирают.

Несколько раз она специально вызывала панические атаки – включала музыку, которая уже их провоцировала, садилась и ждала.

– Когда атака начиналась, мне было страшно, меня колбасило, казалось, что тело непроизвольно подрывается с дивана. Огромным усилием воли я заставляла себя сидеть и ничего не делать. Так было три или четыре раза, и я заметила, что с каждым разом переношу это состояние все легче, и оно длится все меньше. Уже около месяца у меня нет паники вообще. Я понимаю, что, скорее всего, когда-то она вернется, но уже не будет такой сильной и длительной, – рассказывает Юля.

Она перестала бояться паники, вышла из депрессивного эпизода и почувствовала себя настолько уверенной, что закончила психотерапию.

Психиатр диагностировал Владу тревожное расстройство и прописал транквилизаторы. Панические атаки прекратились. Влад перестал бояться, вернулся к прежнему образу жизни – снова начал выпивать с друзьями и курить, и через какое-то время тревожное состояние вернулось.

В то время Влад не знал, что делать со своей жизнью. Он эпизодически работал то маркетологом, то контент-менеджером, но не чувствовал себя на своем месте. Его несколько раз увольняли, и из-за больших перерывов в работе денег практически не было.

Он закончил учебу, начал рисовать и заниматься современным искусством, но доход это не приносило. Подрабатывал режиссером по свету в театре, пытался делать и продавать дизайнерские носки. За первое платили копейки, второе раскритиковали друзья: "Носки по 100 гривень? Их никто не купит, это никому не нужно". Влад не знал, куда себя деть, чем заниматься в жизни, и чувствовал себя одиноким и неприкаянным.

В 2015 году он каждые выходные сильно напивался с друзьями – до состояния, когда уже не можешь идти. А потом у него часто случались панические атаки с похмелья.

– Когда пьешь, обычно плохо и мало спишь, а утром впадаешь в какое-то мучительное состояние между сном и реальностью, – вспоминает Влад. – Пытаешься заснуть снова, но не выходит, и начинается или паническая атака, или какая-то размазанная тревога.

В 2015 году Влад освоил новую профессию – дизайнер интерфейсов и стал искать по ней работу. Ничего не получалось. Он продолжал напиваться по выходным, а по будням целыми днями рассылал резюме. Так продолжалось больше года.

Работа нашлась только в апреле 2016-го, но и это не принесло облегчения: после предыдущих увольнений и изматывающих поисков Влад все время боялся, что его уволят. Он начал ходить к психотерапевту, рассказывал, что плохо себя чувствует, живет в перманентной тревоге и навязчивых мыслях. Рисовал картинки своих состояний. Ему стало лучше, но не до конца. На одной из сессий через несколько месяцев психотерапевт посоветовал ему бросить пить. Влад полностью отказался от алкоголя, нашел новую работу, переехал в другой город, и панических атак больше не было.

Что стоит за паническими атаками – вопрос, на который есть только попытка ответа. У кого-то это особенность центральной нервной системы, кого-то слишком опекали в детстве, а кто-то, наоборот, не чувствовал себя в безопасности. Повлиять может буллинг в школе или непринятие обществом во взрослом возрасте. В общем, что угодно.

Катя считает, что за ее паническими атаками стоит страх смерти и, возможно, с этим связан тот случай с нападением на третьем курсе. У Юли нет предположений. «Я всегда была тревожной», – говорит девушка. Яна Шемаева думает, что, возможно, сказалось противоречивое воспитание – перед глазами одновременно были жизненные стратегии папы-экстраверта и тихой мамы, которая советовала «не высовываться». Противоречия росли вместе с Яной, и став взрослой, она стала еще более тревожной. Влад рассматривает панические атаки как внезапные приступы одиночества.

– Иногда тебе одиноко, потому что у тебя нет близких друзей, а иногда – потому что ты не понимаешь свое место в мире, – говорит Влад. – В то время мне было одиноко и так, и так. Мне кажется, не зря панические атаки часто происходят в транспорте и общественных местах. Когда ты одинок среди людей, это сложнее вынести, чем когда ты физически один.

Яна Шемаева и сейчас чувствует эхо своей самой сильной панической атаки – хорошо помнит, что испытывала, когда валялась по полу, кричала и гавкала. Она все еще боится показаться неинтересной – каждый раз, когда выпускает новую песню, ей страшно, как ее воспримут слушатели.

У Кати воспоминания о панических атаках слишком свежи, она переживает, что будет, когда закончится курс антидепрессантов. Ходит к психотерапевту и занимается аутотренингом. Юля сейчас чувствует внутренний подъем и, наконец, понимает, что она сильнее паники, больше ее не боится. У Влада не было панических атак уже четыре года. Примерно столько же времени он не испытывал беспричинной тревоги.

У героев этого текста разные причины и способы преодоления панических атак. Но их объединяет одно: каждому становилось лучше, когда он узнавал, что с ним происходит, что он не одинок, и что с этим можно справиться.