Когда дети молчат. Как выжить после изнасилования
ИСТОРИИ
Текст: Тамара Балаева
Иллюстрации: Женя Олейник
ИСТОРИИ

Когда дети молчат. Как выжить после изнасилования

Текст: Тамара Балаева
Иллюстрации: Женя Олейник

18 июня в спальном районе Львова 18-летний парень изнасиловал 11-летнего мальчика. Родители ребенка уже три месяца борются за реальный срок для обидчика сына и пытаются сделать так, чтобы психологическая травма не повлияла на его жизнь.


Liga.net рассказывает, как изнасилование ребенка изменило жизнь конкретной семьи и что вообще делать в подобной ситуации.

Хорошо, что жив
“Меня изнасиловали”, – говорит 11-летний ребенок своим родителям в коридоре их львовской квартиры. Мальчика зовут Стратон.

Час назад отцу Стратона Олегу Яцкиву позвонила жена, София, и сказала, что к ней прибежали друзья сына. Рассказали, что он пошел на торфяник с незнакомым парнем – тот попросил вытащить застрявший мопед. Стратон не вернулся.

Олег бросил работу и поехал домой. В голове крутилась одна мысль: только бы сын был жив. Олег вбежал домой и увидел Стратона – полсекунды огромного облегчения. Еще через полсекунды заметил кровоподтек возле губы. И тут же услышал: “Меня изнасиловали”. София была в прострации, Олег позвонил в полицию.

Полиция ехала долго – минут 20 или полчаса. За это время Стратон успел рассказать, что случилось. Они с друзьями гуляли на площадке, к ним подошел парень – модно одетый, с бородкой, в темных очках и кепке. Сказал, что ездил здесь недалеко на мопеде, и тот застрял. Нужно помочь вытащить. Стратон сначала отказался, но парень был похож на YouTube-блогера, а мальчик любит все, что связано с YouTube, да и его друзья согласились. В общем, он тоже пошел.

Семья Яцкивых живет в спальном районе на окраине Львова – Левандовка. Их дом находится в МЖК (молодежный жилищный комплекс) – микрорайоне из 10 или 12 многоэтажек. Рядом – самозахваченные участки огородов и лесополоса на залежах торфа. Местные так и называют это место – “торфы”.

Там почти не встретишь людей, лежат кучки мусора, вдоль узкой тропинки растут высокие кусты. Как только местные дети начинают сами гулять на улице, они каждый день слышат от родителей: “Не ходи на торфы”.
В тот день Стратон и его друзья дошли с модным парнем до тропинки, ведущей на торфы. Дальше ребята передумали идти, а Стратон пошел. Парень по пути рассказывал о мопедах и своих поездках в соседнее село, о том, как занимался баскетболом и сломал руку.

Когда они зашли чуть дальше, Стратону стало страшно. Но убегать уже поздно и вряд ли получится – Мирослав старше и сильнее, еще и спортсмен. Они пришли на участок с самодельным домиком в человеческий рост. Внутри был коврик, пуфики и лавка. Там все и случилось. Кровоподтек возле губы у Стратона появился, когда он пытался звать на помощь, а парень зажимал ему рот рукой.

Друзья ждали Стратона на безопасной территории. Он все не возвращался, и они побежали к Софии. Потом увидели, как назад идет парень – и сняли его на видео. За ним вышел Стратон.
“Родители, идем на коридор”
Полицейские зашли в квартиру, не представившись. “Два здоровых накачанных типа и жиночка,” – описывает их Олег Яцкив. Они спросили, что случилось, потом переглянулись между собой и сказали: “А ну, родители, идем на коридор”.

– Мы вышли, и они спросили: “Будете писать заявление?”. Я ответил: “Будем”, – вспоминает Олег. – Они сказали: “Хорошо. Но вы же знаете, что все это будет долго тянуться – экспертизы, малого будут тягать по допросам?”. Я ответил: “Я все знаю, и мы все это будем делать. Других вариантов не предлагайте”.

Сначала полицейские допрашивали мальчика дома, потом приехали еще три службы полиции. Все задавали вопросы. Чувствовалось, что полицейские не умеют работать с детьми, и Стратон отвечал односложно.
На экспертизу выехали в 15:30 дня. Когда сели в машину, следователь сказал Олегу: “Экспертиза работает до четырех. Если не успеем – надо ждать до завтра”. На обычном языке это значит: “Не принимать душ до экспертизы”, ведь нужно, чтобы сохранились биоматериалы преступника. Олег попросил полицейского дать по газам. Они успели.

На допросах Стратону приходилось по 10 раз рассказывать одно и то же, а полиция, по ощущениям Олега, вела себя, будто им перед пятницей подбросили работу, хотя они уже хотели отдыхать.

К вечеру Олег уже знал, что подозреваемого задержали – это 18-летний Мирослав М.. Он и его родители живут здесь же на Левандовке. У отца есть несколько киосков с колбасными изделиями, мать работает в обувном магазине. Мирослав даже учился в одной школе со Стратоном, но они не были знакомы.
У них есть деньги, у нас – ни того, ни другого. Надо поднимать резонанс, иначе нас сделают виноватыми
Олег и Стратон приехали домой в девять вечера. Ни есть, ни спать не хотелось. В голове Олега сами собой появлялись воспоминания о похожих историях из новостей.

– Например, полицейские под Киевом застрелили малого (31 мая 2019 года в Переяславе-Хмельницком полицейские в нерабочее время стреляли по железным банкам, и пуля попала в пятилетнего Кирилла Тлявова. Через несколько дней мальчик умер в больнице. – Прим. ред.). Год прошел – и никого не посадили. Я подумал: ну тут так же будет. Начнут тянуть два года. Те родители будут к нам ходить, совать мне деньги. Или носить их в прокуратуру. Мне было неприятно это представлять.

Олег, София, Стратон и его старший брат собрались на кухне на семейный совет. Олег сказал: “У них есть деньги, у нас – ни денег, ни связей. Надо поднимать резонанс, иначе нас просто сделают виноватыми. Что думаете?” Семья начала совещаться. Решили, что раз Стратон сразу рассказал об изнасиловании друзьям, а когда приехала полиция, к дому сбежался весь район, скрывать нет смысла – все и так все знают. Олег спросил сына: “Ты выдержишь, если мы будем говорить об этом публично?” Стратон ответил: “Да”. Олег и София тут же написали пост и разместили его на Facebook-странице Софии. А потом легли спать – рано утром нужно было ехать на опознание.
Статистики не существует
Украина входит в 20 стран с наименьшим количеством изнасилований. По данным World Population Review, в 2019 году в Украине совершено 1,4 изнасилования на 100 000 населения (или 635 на 43 млн). По данным Офиса генпрокурора, в прошлом году зарегистрированы 148 изнасилований несовершеннолетних.

Но эта статистика – неправдивая. Большинство жертв изнасилований не заявляют в полицию. А иногда даже не понимают, что их изнасиловали. По определению уголовного кодекса, изнасилование – “совершение действий сексуального характера, связанных с вагинальным, анальным или оральным проникновением в тело другого человека с использованием гениталий или любого другого предмета, без добровольного согласия потерпевшего”. Говоря простым языком, изнасилование – это когда один из партнеров не давал явного вербального или невербального согласия на секс.

– Нас насилуют наши близкие, – говорит соосновательница львовской организации “Центр “Жіночі перспективи” Марта Чумало. – Вероятность изнасилования мужем, партнером, братом, папой, отчимом, другом семьи – в десятки раз больше, чем незнакомцем на улице.

Марта не знает, на сколько нужно умножать официальную статистику, чтобы получить реальную картину изнасилований в Украине – но говорит, что умножила бы “на 10, 100, 1000 – на очень много”.
Адвокат и бывший следователь по особо важным делам ГУ МВД Руслан Сушко говорит, что правоохранители всегда пытались скрыть изнасилования. Такие дела сложно раскрывать, и из них часто получаются “висяки”, которые портят статистику. Поэтому полицейские стараются не регистрировать заявления об изнасилованиях или регистрировать под другими статьями – например, нанесение легких телесных повреждений. В практике Сушко был случай, когда изнасилование зарегистрировали как самоуправство.

За 23 года работы Центре “Жіночі перспективи” Марта Чумало помнит всего несколько историй, когда дела об изнасилованиях дошли до суда и виновного наказали. В части случаев, когда не было физического насилия, доказать виновность насильника почти невозможно. Марта вспоминает одну из таких историй – к ней обратилась женщина, которую муж подозревал в измене и зациклился на этом.

– Она не хотела секса с ним, и он решил, что она изменяет. Нанял детектива для слежки, в людных местах ему казалось, что она строит кому-то глазки и флиртует. Когда детектив доказал, что измен нет, муж решил, что жена мастурбирует. И превратил ее жизнь в ад – мог среди ночи засунуть руку в ее белье, начинал выламывать двери в уборную, если она задерживалась. В полицию она с этим не ходила, хотя это – сексуальное насилие. Но как его доказать? В итоге они развелись, – говорит Марта.
“Нас насилуют наши близкие”
Перед тем, как обращаться в полицию, жертва насилия или, если это ребенок, ее родители должны понимать, на что идут. Это предупреждение звучит абсурдно, но на нем настаивают и правозащитники, и Руслан Сушко.

Нужно быть готовыми, что судмедэкспертом может быть мужчина, полицейские и врачи могут задавать неприятные вопросы или вставлять комментарии, неуместно шутить. Придется несколько раз на допросах и следственном эксперименте подробно рассказывать и показывать, что и где произошло. Нельзя быть уверенным, что о вашей истории никто не узнает от полицейских и следователей. Особенно это касается маленьких городков.

– Мне бы хотелось призвать всех пострадавших от насилия обращаться в полицию и говорить о своем опыте. Сказать, что это не страшно, и не стоит бояться экспертиз и допросов. Но я не могу так сказать, потому что почти каждому, кто решится что-то доказывать, придется пройти семь кругов ада, – говорит Марта Чумало.

Она советует пострадавшим от сексуального насилия сразу заручаться поддержкой близких людей (родственников, друзей) и правозащитных организаций – там помогут юридически и психологически, будут сопровождать все время, пока длится судебное разбирательство.
Что делать после изнасилования
Первая реакция человека после изнасилования – пойти в душ, смыть с себя следы насилия и переодеться. В состоянии шока так могут поступить даже те, кто вроде как знает – до экспертизы ходить в душ нельзя. Мама Стратона, например, сначала по ошибке позвонила в пожарную службу вместо полиции, а потом отправила мальчика в ванную. Муж ее остановил.

Первое, что нужно сделать, как рассказывает Руслан Сушко, – зафиксировать следы. Не стирать и не выбрасывать нижнее белье и остальную одежду – на ней может быть биоматериал насильника. Не ходить в душ.

– Нужно сразу идти в полицию и требовать, чтобы там приняли ваше заявление и провели судебно-медицинское исследование, зафиксировали телесные повреждения, если они есть, – рассказывает Сушко. – Если полиция не хочет принимать заявление, настаивайте. По закону они обязаны сделать это, внести в течение 24 часов данные в Единый реестр досудебных расследований и начать само расследование.
После заявления придется пройти судмедэкспертизу. Там фиксируют телесные повреждения – синяки, ссадины, раны, и берут мазки с половых органов.

– Поехать просто к врачу и попросить его зафиксировать повреждения нельзя. Нужен судмедэксперт. Если изнасилование произошло не в его рабочее время, придется ждать и не ходить в душ. А если в пятницу вечером – ждать все выходные, – говорит Сушко. – Но чем позднее делают экспертизу, тем сложнее получить положительный результат. То есть признать, что изнасилование было.

Потом нужно будет ходить на допросы и участвовать в следственных действиях – следственном эксперименте, опознании. Много раз рассказывать разным людям одно и то же в подробностях.

– Надо учитывать, что в органах работают люди с не очень высоким IQ, – предупреждает Сушко. – От них можно ждать чего угодно. Если они некорректно себя ведут, вместе с адвокатом можно писать жалобы.

Если жертвой изнасилования стал ребенок, следственные действия должны проводить в присутствии родителей или опекунов и человека с педагогическим образованием. Желательно, но необязательно присутствие психолога.

Жертва изнасилования имеет право на любом этапе ознакомиться с материалами дела. Это тоже лучше делать с адвокатом.

– В большинстве случаев следствие не находит достаточно доказательств, чтобы дело дошло до суда, – признает Сушко. – Закон не говорит, какими должны быть доказательства и сколько их должно быть, чтобы наказать обидчика. Но очевидно, что, например, если на теле есть следы избиения – доказать изнасилование будет проще.
“Сами виноваты”
В первую ночь после случившегося, экспертизы и допросов Олег Яцкив и его жена София не спали. Маялись, вздыхали и переворачивались с боку на бок. Утром выяснилось, что сын тоже не смог уснуть. Дальше было опознание, где Стратон сразу указал на Мирослава, и вечер, который Олег не помнит – все как в тумане.

На следующий день Олег поехал на суд по мере пресечения. Перед заседанием к нему подошел адвокат семьи подозреваемого и предложил поговорить. Олег тогда ответил: “Давайте разговаривать в судебном порядке”. Сейчас он добавляет: “Я подумал, что он начнет мне предлагать деньги, а я не хочу даже слушать об этом. Для меня это не вопрос торга”. Больше семья Мирослава на связь не выходила.

В тот же день суд избрал для Мирослава меру пресечения – 60 суток под стражей без права залога. С тех пор пребывание под стражей продлевали уже дважды.
На странице Софии Яцкив периодически появляются посты с новостями о деле. Под самыми первыми были сотни комментариев. В основном – слова поддержки. Но были и сообщения в личку: “Вы сами виноваты, что это случилось”. В разговорах Олега Яцкива со знакомыми тоже все неоднозначно: многие давали понять, что не одобряют решение семьи сделать дело публичным: “Ну случилось и случилось. Назад время не вернешь. А зачем все это?”.

Около двух десятков человек написали Софии, что с ними в детстве произошло то же самое.

– Все это были женщины. Ни одна из них не подала заявление в полицию, – говорит Олег. – Некоторые не сказали даже родителям – потому что боялись их реакции или было стыдно. А кто-то сказал, и родители не поверили.
Начал бояться чужих и оставаться один дома
Родители Стратона на следующий день после изнасилования обратились к психотерапевтке из Киева. Она работает с детьми, пережившими травмирующий опыт. Еще через день Софии позвонил мэр Львова Андрей Садовый – дал контакты психотерапевтки во Львове и сказал, что оплатит услуги адвоката.

Стратон не хочет общаться с посторонними людьми о том, что случилось. Поэтому Олег и София описывают терапевтам, как он себя ведет, и как они общаются с сыном, а специалисты корректируют.

– Например, когда мы ждали опознание, малой хотел двигаться – его колбасило, он пританцовывал. Терапевтка потом сказала: “Ему нужно выскакать эту энергию. Раз он так делает, значит, психика реагирует нормально”, – говорит Олег.

Стратон и до этого был активным ребенком – он любит толкаться, играть и бороться с другими детьми, раньше ходил на паркур. Есть компания друзей, с которыми он гуляет. Любит компьютеры и технологии. Даже может сам установить Windows.

Мама Стратона, София, работает с дошкольниками. Олег – менеджер по продажам. В последние три месяца он не ходит на работу – немного занимается делами удаленно, остальное время проводит с сыном. Психотерапевтки посоветовали не напоминать ребенку о том, что случилось. Но и не избегать этой темы – например, если нужно поговорить о расследовании.

Перед началом нового учебного года в семье волновались только Олег и София. Стратон ждал встречи с одноклассниками с нетерпением – из-за карантина они не виделись почти полгода. Олег не спрашивает сына напрямую, не было ли в школе неприятных ситуаций, но каждое утро наблюдает – с радостью ли Стратон собирается на уроки. Пока да.
– Сейчас он придет из школы, мы пообедаем и будем заниматься музыкой. Я начал учить его теории музыки и игре на фортепиано – тому, что сам помню из музыкальной школы, – рассказывает Олег. – Потом помогу с уроками и дам ему пару часов поиграть на компьютере.

По субботам семья ездит на дачу – там Олег и Стратон любят стричь траву. По воскресеньям – садятся в машину и едут по окрестностям Львова.

– Мы проводили так выходные и раньше. Много людей писали нам, приглашали в гости, предлагали какие-то развлечения для детей. Но мы не хотим менять уклад жизни. И психотерапевтки советуют – поменьше изменений и стрессов.

Стратон изменился только в двух вещах. Ему стали сниться кошмары, он начал бояться незнакомцев и оставаться один дома.

– То они в такси ехали с женой, и Стратон испугался водителя. То мы с друзьями поехали отдыхать, и там был похожий на того типа мужчина. Стратон сразу сжался, настроение испортилось.

Олег и София просили прокуратуру поскорее закончить следствие. Мальчик должен свидетельствовать в суде, и до этого родители не могут пойти с ним на интенсивную психотерапию. Психологи сказали, что после нее события начнут стираться из памяти. Но до суда их нужно помнить.

Прокурор обещал Олегу передать дело в суд через четыре месяца – в середине октября. Но недавно Мирославу снова продлили срок пребывания под стражей – до 19 ноября. Каждый раз перед такими заседаниями Олег и София переживают – а вдруг подозреваемого отпустят под домашний арест, и завтра он будет уже в Польше?
Почему дети молчат
Большинство изнасилований детей совершают люди из ближайшего круга – родственники или друзья семьи. Те, кому ребенок доверяет. Изнасилование – всегда несчастный случай и может произойти с кем угодно. Но можно минимизировать шансы. Разговаривать с ребенком о его личных границах и самим соблюдать их (например, спрашивать разрешения перед объятием), слышать слово “нет” от ребенка, а не говорить: “Ты еще маленький, я лучше знаю, как надо”. Рассказывать, что есть части тела, которые нельзя давать трогать взрослым, и части тела взрослых, которых не стоит касаться. В общении с ребенком на эти темы использовать названия половых органов, а не эвфемизмы. Это важно, чтобы ребенок мог четко сказать, что случилось, а не рассказывать, что “дядя попросил меня поделиться своей печенькой”. Такое сообщение родители могут пропустить.

От того, насколько доверительные отношения существуют между ребенком и родителями, зависит, скажет ли он им о случившемся.
– Не говорят, в основном, дети, родители которых много от них ждут: “Будь послушным”, “Хорошо учись”. И тех, кто склонен к контролю, – рассказывает психолог, координаторка по работе с детьми и подростками Института психологии здоровья Наталья Пашко. В моей практике была девочка, которая рассказывала, что ей в соцсетях постоянно пишет какой-то мужчина. Она не говорила об этом маме – боялась, что та запретит ей пользоваться соцсетями или начнет контролировать их.

Дети не говорят о случившемся родителям, потому что боятся их больше, чем насильника. Если родители часто говорят: “Вот если бы ты лучше учился…” или “Если бы ты был послушным…”, дети, скорее всего, будут чувствовать себя виноватыми в произошедшем.
Психология изнасилования
То, что происходит с психикой человека после изнасилования, называется посттравматическое стрессовое расстройство (ПТСР). Мы привыкли к этому термину в контексте людей, вернувшихся с войны, но на самом деле к ПТСР может привести любое травмирующее событие.

– От недели до месяца после изнасилования человек может никак не реагировать на него и жить, будто ничего не изменилось, – рассказывает психолог фонда “Славянское сердце” Юлия Ромашко. – Потом начинаются откаты воспоминаний, так называемые флешбэки. Человек будто проваливается в травмирующее событие. Он может чувствовать те же запахи и звуки, ощущать тоже, что и в момент изнасилования.

Из-за защитных механизмов психики, блокирующих воспоминания, жертвы изнасилований если и приходят к психологу, то не сразу – иногда через несколько месяцев, иногда через год или даже больше. Обычно это происходит, когда человеку становится сложно жить со своими чувствами и воспоминаниями, они начинают влиять на всю его жизнь. Например, если изнасилованию подверглась женщина, у которой есть постоянный партнер, она не может заниматься с ним сексом. Или у нее вдруг начинаются панические атаки или фобии, которые она не связывает с изнасилованием. Родители детей и подростков после изнасилования не знают, как реагировать и, осознанно или нет, не могут принять их в семью после этого.

– Самое ужасное, что ребенок или подросток может услышать от родителей после изнасилования: “Зачем ты гулял в этом месте?”, “Зачем пошел с этим человеком?”, – рассказывает Ромашко. – Это звучит как обвинение, хотя никакой вины ребенка в этом нет. То, что случилось, – несчастный случай, который мог произойти с каждым.
“Самое ужасное, что родители могут сказать ребенку после изнасилования: “Зачем ты гулял в этом месте?””
Наталья Пашко говорит, что детей больше ранит не насилие, а реакция взрослых – недоверие, обвинение или даже чрезмерный ужас.

– Ребенок воспринимает мир через то, как на него реагируют взрослые. Если он рассказал об изнасиловании, а взрослые начали падать в обморок, ребенок будет считать, что с ним произошло что-то ужасное, и еще больше провалится в это событие. Не нужно расспрашивать его о подробностях, интересоваться, было ли страшно и больно. Таким образом, взрослые неосознанно навязывают ребенку свои эмоции, – говорит Наталья Пашко.

Она советует выслушать ребенка, показать, что вы ему верите, сказать, что он не виноват и спросить, что вы можете сейчас для него сделать. Вызов полиции – тоже терапия для ребенка. Он увидит, что мир реагирует на произошедшее и, значит, есть справедливость.

Взрослого человека больше травмирует не изнасилование, а собственная реакция на него. Женщина винит себя, что не смогла защититься, что она слабая и неправильная. Задача психотерапии в этом случае – помочь пережить чувства, вызванные изнасилованием, показать, что человек не стал плохим после пережитого. Когда это произойдет, оно станет фактом биографии. При воспоминании о нем на глаза не будут наворачиваться слезы, и не будет казаться, что жизнь закончилась.
– При работе с такими травмами хорошо помогает метод нарратива, – говорит Юлия Ромашко. – Человек рассказывает всю историю по частям в безопасной обстановке. Специалист поможет посмотреть на ситуацию под другим углом и принять, что изнасилование – случайность, вы сделали все, что могли. Часто жертвы насилия именно психологу рассказывают самую полную историю. Рассказывать ее другим людям бывает стыдно или кажется, что эта история убьет того, кто ее услышит.

Непосредственно работа с такой травмой – это четыре-пять встреч с психотерапевтом. Больше времени уходит на то, чтобы привыкнуть жить с тем, что случилось.
Жить дальше
Стратон живет жизнью обычного школьника и все так же ходит гулять один с друзьями. Родители не боятся отпускать сына и даже наоборот – появилось чувство, будто из района выгнали бешеного пса и стало в 10 раз безопаснее.

Олег не винит себя и не считает, что жизнь закончилась 18 июня на торфах. Просто старается делать все, чтобы последствия травмы не были катастрофическими – и для Стратона, и для них с Софией.

– Главное – что малой жив. И что мы поддержали его, встали на его защиту. Он видит, что преступника судят, а значит, в мире есть справедливость. Я хочу, чтобы он знал это.
Материал подготовлен при поддержке
Материал создан в рамках проекта "Ментальное здоровье нации: Дестигматизация", который осуществляет LIGA.net при поддержке "Медийной программы в Украине"; финансируется Агентством США по международному развитию (USAID) и выполняется международной организацией Internews. Эта программа усиливает украинские медиа и расширяет доступ к качественной информации.
Друзья, если вы хотите опубликовать этот материал в своем медиа, мы не против. Но не забудьте указать Liga.net как первоисточник.
Мы существуем для читателей и благодаря читателям. Сегодня, чтобы продолжать публиковать новости, интервью, статьи и репортажи, нам необходимы деньги. И мы обращаемся не к крупному бизнесу, а к читателям.

Мы просим вас оформить ежемесячное пожертвование в поддержку проекта. Любая помощь, особенно если она регулярная, помогает нам работать. 50, 100, 200 грн – это наша возможность планировать график публикаций.

Пожалуйста, подпишитесь на любое пожертвование в нашу пользу. Спасибо.
Дмитрий Фионик
редактор
Дата: 26.09.2020
Верстка: Анна Андреева.
© 2020 Все права защищены.
Информационное агентство ЛИГАБизнесИнформ
[email protected]
Made on
Tilda