Хирург Игорь Гайда ест шаурму на Крещатике в Киеве. 21 января, локдаун, первый день после 17-градусных морозов. Игорь проснулся в шесть утра в Черкассах, в семь выехал в Киев и уже в 10.00 был в Министерстве здравоохранения. Его пригласили “поговорить о ситуации”.

30 июня от коронавируса умер его отец, заведующий хирургическим отделением поликлиники №2 в Черкассах Олег Гайда. Семьям медиков, которые заразились коронавирусом на работе и умерли от него, положены компенсации – около 1,6 млн грн. Медработникам, которые тяжело перенесли коронавирус и получили инвалидность, – больше 650 000 грн.

Но перед этим специальная комиссия должна расследовать причины болезни и установить, что сотрудник медучреждения заразился именно на работе. Это обязательно во всех случаях – и если медработник переболел в легкой форме и вышел на работу, и если он получил осложнения и инвалидность, и если умер.

Олег Гайда, по словам его сына, соблюдал все меры безопасности, чтобы не заболеть. Менял 20 масок в день, постоянно пользовался антисептиком, не ходил никуда, кроме работы.

Он заболел в июне. Температура поднялась в день, когда от коронавируса умер его старший брат, тоже медик Иван Гайда. Они были близки, и Олег тяжело переживал сначала болезнь, а потом смерть брата.

Тест на коронавирус показал положительный результат только с третьего раза. При этом у Гайды была двусторонняя пневмония, легкие поражены на 70%. Хирург лежал в больнице – сначала на кислородном концентраторе, а когда стало совсем плохо, его перевели в реанимацию и подключили к аппарату искусственной вентиляции легких (ИВЛ). В тот же день умер.

Для расследования причин болезни Олега Гайды комиссия собралась уже 2 июля. В то время, по законодательству, главой комиссии в случае смерти был представитель Государственной службы по вопросам труда, а ее членами – представители Фонда соцстраха и профсоюза, инженер по охране труда медучреждения, где работал врач. Комиссия должна была проводить расследование за 15 дней, а за это время – собрать около 36 справок на почти сотне листов А4. Если комиссия не успевала – срок не ограничивался. На практике такие расследования длились несколько месяцев.

За 2020 год комиссии успели рассмотреть меньше трети всех случаев заболеваний медиков. Пока расследование не закончено, переболевшему коронавирусом медработнику не выплачивают больничный – его размер зависит от решения комиссии.

Расследование происходит так. Глава комиссии отправляет запрос в лабораторный центр (бывшая санитарно-эпидемиологическая служба) на проведение эпидемиологического расследования. Эпидемиологов в каждой области – не больше десяти, заболевших коронавирусом медиков – тысячи. Поэтому эпидрасследование может длиться месяцами – тем более, его сроки не прописаны в законодательстве. Пока комиссия не получит заключение эпидемиолога, не сможет работать дальше. Оно – ключевое для всего расследования. Там пишут, где и когда именно заразился медик.

– Понять это на 100% невозможно, – считает заведующая отделом охраны труда Киевского городского профсоюза работников здравоохранения Анжела Мартынюк. В 2020 году она была членом комиссий по расследованию причин заболевания медиков. – Врач мог заразиться на работе, в маршрутке, в лифте, в магазине. Госслужба по вопросам труда требовала от комиссии рисовать место, где медик мог заразиться. Как это можно сделать? Разве что нарисовать план эвакуации из больницы и с закрытыми глазами поставить точку. Это просто маразм.

В случае с Олегом Гайдой эпидемиолог не смог определить точное место и время его заражения. В заключении так и написано: “не установлено”. После эпидемиолога комиссии нужно получить заключение профпатолога – таких врачей на каждую область один-два, и они тоже загружены работой. Параллельно – собрать выписки о том, что сотрудник проходил медосмотр, сертификаты на средства индивидуальной защиты, показания заболевшего и его коллег и многое другое.

Дальше комиссия принимает решение большинством голосов – заразился медик на работе или нет. В случае Олега Гайды комиссия еще в июле 2020 года постановила: заразился на работе. Против был только один человек – представитель Фонда соцстраха.

Галине Радловской 42 года. С 18-ти она работает медсестрой в районной больнице в селе Монастыриски Тернопольской области. В марте-апреле 2020 года это село первым приняло на себя удар коронавируса в Украине.

У медиков в Монастырисках в начале эпидемии не было ни средств защиты, ни знаний о коронавирусе. В местной больнице переболели 45 врачей и медсестер. Галина Радловская была одной из первых, а ее болезнь протекала в тяжелой форме.

В феврале 2020 года Галина переболела односторонней пневмонией и лежала в больнице. После болезни взяла двухнедельный отпуск, чтобы восстановиться. А потом вышла на первое дежурство – это совпало со вспышкой COVID-19 в Монастырисках.

– Мы слышали тогда, что много случаев коронавируса в Китае, что люди массово умирают, – вспоминает Галина, когда мы разговариваем по видеосвязи. – Но где мы и где Китай? Думали, до нас не дойдет. Нам дали в больнице маски и перчатки, но мы еще не особо их использовали.

На первом дежурстве Галины в больницу приходили люди, которым ставили диагноз грипп (само слово “коронавирус” тогда было в диковинку). Медсестра вспоминает молодого мужчину, который приехал из-за границы. Она делала ему экспресс-тест на грипп и была без маски. Тест оказался положительным. Позже выяснилось, что у молодого человека был коронавирус. Радловская считает, что заразилась от него.

На втором дежурстве, через четыре дня, Галина была уже в маске и перчатках. Вечером пришла домой, и ей стало плохо – тошнота, ломота в теле, слабость. Померяла температуру – 39,2. Галина пила жаропонижающее, температура опускалась до 37,8, а потом снова поднималась. Так продолжалось день, а на следующий Галина решила пойти к семейному врачу. Дошла до регистратуры и потеряла сознание. Медсестры вызвали скорую. Это было 13 марта.

Сначала Галину положили в отделение терапии, но в первую же ночь ей стало тяжело дышать.

– Я задыхалась, как рыба. Дежурная врач подключила меня к кислородному концентратору. Утром меня практически без сознания забрали в реанимацию, – вспоминает Галина. О том, что это может быть коронавирус, она тогда не думала.

Пять дней Галина провела на ИВЛ. Потом еще неделю – то на кислородном концентраторе, то снова на ИВЛ. Тест на коронавирус оказался положительным.

– В реанимации было просто невыносимо. Там должно стоять пять кроватей, но нас было семеро – все с коронавирусом. Кровати доставили в проходы. Лежали все вместе – мужчины и женщины. Никто не вставал даже в туалет. Помню, я очнулась после ИВЛ, села на кровати и сказала: “Господи, ты или забери меня, или помоги”, – вспоминает Галина.

За полторы недели в реанимации на глазах у медсестры умерли шесть человек. Особенно ей запомнилась 63-летняя женщина, которая сначала была на ИВЛ, а потом – на кислородном концентраторе.

– Она трудно дышала и в полузабытьи все время срывала с себя маску. Медсестра была одна на семерых и не успевала за всеми смотреть и поправлять маску. Эта женщина умерла. Я уверена, что если бы рядом с ней кто-то был, она бы выжила, – говорит Галина.

Когда Галине стало лучше и она полностью перешла на кислородный концентратор, то попросила врачей перевести ее в другую палату. Перевели в единственную свободную – там в “мирное” время восстанавливаются алкоголики.

Чтобы переехать в отдельную палату, Галине нужен был свой кислородный концентратор. Она совсем не могла дышать сама, а аппарат, под которым она лежала раньше, остался в реанимации. Поэтому семья медсестры сначала арендовала концентратор, а потом – купила на AliExpress за 32 000 грн. Позже местные власти вернули Галине 25 000 грн.

Еще в реанимации у Радловской сильно повысился уровень сахара в крови – до показателя 22 при норме 3,5-5,7. Ей начали колоть инсулин.

Галина вставала утром, делала зарядку, хотя было сложно, завтракала, а потом весь день смотрела в окно – “кого привезли, а кого вынесли”. Где-то через неделю смогла ходить вокруг кровати – на длину трубки от концентратора. В середине апреля уже выходила из палаты на 15 минут во время дезинфекции – посидеть на стуле у двери с кислородной маской.

За полтора месяца в больнице семья Галины потратила около 120 000 грн. Притом что часть лекарств в больнице давали бесплатно.

– Я – медсестра, у мужа сезонные заработки. Не знаю, что бы мы делали, если бы не помогали дети, которые работают за границей, – вздыхает Радловская.

В конце апреля Галине снова сделали тест на коронавирус – он был отрицательный. 1 мая женщину выписали домой. Перед выпиской врач сказал: “Дышать без концентратора ты уже никогда не будешь. Привыкай жить так”.

Галина старалась привыкнуть. Пила таблетки для восстановления легочной ткани, от давления, для снижения уровня сахара. Последние пьет до сих пор – после коронавируса у медсестры начался диабет, и сахар удалось снизить только до уровня 6,8.

– Меня ж уволили с работы и больничные не заплатили, – говорит Галина монотонным голосом, перечисляя события, которые случились с ней после коронавируса. Позже ее адвокат Ирина Иванив рассказала, что почти сразу после выписки медсестру попросили написать заявление на увольнение из больницы. Сказали, что она якобы заразилась коронавирусом от мужа, долго была на больничном, а теперь не сможет работать по состоянию здоровья.

До августа Галина постоянно была на кислородном концентраторе. Она живет в частном доме, и вход в комнату – через высокую лестницу на второй этаж. Дома она возила за собой концентратор, как чемодан на колесиках, а когда хотела погулять во дворе, муж спускал его по ступенькам. Сама Галина сделать этого не могла – он весит 20 кг.

Медсестра начала тренироваться. Ходила по лестнице вниз и вверх – сначала один раз, потом все больше. Занималась на велотренажере, делала зарядку.

Когда они с мужем ездили в Тернополь на комиссию по инвалидности, пришлось купить электрогенератор, чтобы можно было дышать в дороге. Инвалидность дали – третью группу. Галина вернулась домой, рассказала об этом детям по телефону. Те перезвонили через час и сказали: “Мама, с таким поражением легких вам положена вторая группа. Давайте искать адвоката”. Пенсия при инвалидности третьей группы – 50% от размера пенсии по возрасту, второй группы – 90%.

Уже через неделю после адвокатского запроса Галине поменяли группу на вторую.

– Мне просто пришло сообщение, что они ошиблись, поэтому сначала дали не ту группу, – вспоминает медсестра.

Галина Радловская уже девять месяцев не выходит никуда дальше своего двора. Сейчас она подключается к кислородному концентратору только ночью. Днем обходится без него, уже может готовить еду, пылесосить. Но если много двигается, появляется одышка.

Раньше Галина любила ходить в гости и принимать друзей у себя. Теперь боится заболеть коронавирусом второй раз и поэтому старается не пересекаться с людьми.

– Ни в гости, ни в магазин – никуда не хожу. Иногда муж возит меня в церковь, но я внутрь не захожу, только стою во дворе, – рассказывает медсестра. – Когда вижу людей без масок, мне аж плохо становится – не бережете себя, так хоть о других подумайте.

После болезни у Галины появились проблемы с памятью – она забывает выключать газовую плиту, хотя раньше такого не случалось, не может запомнить названия препаратов, которые постоянно пьет. Стала часто плакать без причины и чувствует себя одинокой и отрезанной от мира:

– Раньше я все время была на работе. Мне нравилось – коллектив дружный, не скучно. На новый год позвонили медсестры из моего отделения поздравить. Я увидела их всех вместе – и так тяжело стало на душе, – по видеосвязи видно, что Галина пытается подавить слезы. – Но что поделаешь? Главное, что все живы.

В районной больнице Монастырисского района в середине января Liga.net сказали, что расследование по случаю Галины закончится до конца месяца. Но оно все еще длится.

На 14 января 2021 года было назначено рассмотрение дела Игоря Гайды в суде по существу. Фонд соцстраха предоставил на нем новое доказательство – справку, что пациент, от которого предположительно заразился Гайда-старший, в тот день был на работе – ведь есть учет рабочего времени.

– То, что врач и медсестра подтвердили, что пациент был в поликлинике, а в электронной системе есть запись о приеме – получается, до ж..пы? А то, что принесли бумажку из частной фирмы, что он якобы был на работе с 8 до 5, – это да? – спрашивает Гайда и повышает голос от возмущения. После нового доказательства суд перенесли еще на две недели.

Игорь Гайда приезжал в Киев на встречу в МОЗ 21 января. Основной посыл встречи: “Мы на вашей стороне. Считаем, что выплаты нужно заплатить. Но уже начался суд, мы ничего не решаем”.

После встречи в МОЗ мы с Гайдой ходили туда-сюда по Крещатику, чтобы не замерзнуть. Он кипятился:

– Государство привыкло, что люди у нас машут рукой и не добиваются справедливости. Медсестра из моего отделения болела ковидом, лежала в реанимации. Теперь у нее хроническая дыхательная недостаточность. Другой коллега потерял слух на одно ухо. Что они получили? Дырочку от бублика.

Гайда ждал очередного заседания суда по своему делу – оно было назначено на 28 января. Чувствовалось, что он сомневается в положительном решении. И одновременно – что не собирается сдаваться. Говорил, что если решение суда будет не в его пользу, подаст на апелляцию.

– А если и ее отклонят?

– Поверьте, я очень изобретательный человек. Я работаю хирургом в государственной больнице. Оборудования нет, а операции делать надо. Я нахожу выход. Неужели кто-то думает, что я не найду его здесь?

28 января суд так и не принял решение по делу Гайды. Новое заседание будет 12 февраля.