Луна и грош. |
Автор: Оксана Савченко
Коллаж: Дмитрий Кругликов/LIGA.net
Когда-то британская писательница и литературный критик Вирджиния Вулф дала совет начинающим писательницам: "Женщине, чтобы заниматься литературой и другими видами творчества, нужно иметь условных 500 фунтов годового дохода и собственную комнату, которая запирается на замок". Мужчинам тоже приходилось нелегко. Примерно в то же время американец Джек Лондон закончил роман "Мартин Иден", в котором описал мытарства начинающего писателя. Когда Габриэль Маркес закончил роман "Сто лет одиночества" ему не хватало 160 песо, чтобы отослать его издателю. И тогда его жена заложила последние ценные вещи, которые у них оставались, – миксер и
фен с теперь уже всем известными словами: "Не хватало только, чтобы роман оказался плохим!"
Прошло столько лет, но мало что изменилось. По крайней мере, в Украине. Прокормиться литературой нельзя. Чтобы выжить, творцам приходится совмещать писательство с окололитературным ремеслом, менять множество работ и годами ждать, когда улыбнется удача. За свободу творчества приходится платить, а иногда и расплачиваться. Так стоит ли она того? Мы задали этот вопрос четырем украинским писателям. Консолидированный ответ: да, стоит.
Прошло столько лет, но мало что изменилось. По крайней мере, в Украине. Прокормиться литературой нельзя. Чтобы выжить, творцам приходится совмещать писательство с окололитературным ремеслом, менять множество работ и годами ждать, когда улыбнется удача. За свободу творчества приходится платить, а иногда и расплачиваться. Так стоит ли она того? Мы задали этот вопрос четырем украинским писателям. Консолидированный ответ: да, стоит.
Когда-то британская писательница и литературный критик Вирджиния Вулф дала совет начинающим писательницам: "Женщине, чтобы заниматься литературой и другими видами творчества, нужно иметь условных 500 фунтов годового дохода и собственную комнату, которая запирается на замок". Мужчинам тоже приходилось нелегко. Примерно в то же время американец Джек Лондон закончил роман "Мартин Иден", в котором описал мытарства начинающего писателя. Когда Габриэль Маркес закончил роман "Сто лет одиночества" ему не хватало 160 песо, чтобы отослать его издателю. И тогда его жена заложила последние ценные вещи, которые у них оставались, – миксер и фен с теперь уже всем известными словами: "Не хватало только, чтобы роман оказался плохим!"
Прошло столько лет, но мало что изменилось. По крайней мере, в Украине. Прокормиться литературой нельзя. Чтобы выжить, творцам приходится совмещать писательство с окололитературным ремеслом, менять множество работ и годами ждать, когда улыбнется удача. За свободу творчества приходится платить, а иногда и расплачиваться. Так стоит ли она того? Мы задали этот вопрос четырем украинским писателям. Консолидированный ответ: да, стоит.
Прошло столько лет, но мало что изменилось. По крайней мере, в Украине. Прокормиться литературой нельзя. Чтобы выжить, творцам приходится совмещать писательство с окололитературным ремеслом, менять множество работ и годами ждать, когда улыбнется удача. За свободу творчества приходится платить, а иногда и расплачиваться. Так стоит ли она того? Мы задали этот вопрос четырем украинским писателям. Консолидированный ответ: да, стоит.
"Это непростая жизнь, |
Максим Курочкин (51 год), драматург, сценарист, историк
Максим Курочкин. Фото: Даша Волга
Воснове искусства и литературы, как и в основе войны лежат деньги? – Немного бессмысленная фраза, потому что она будет всегда удачной, чтобы ты не сказал. В основе всего лежат деньги. Деньги – это же концентрированная метафора жизни, могущества, власти, чего угодно. Наверное, в основе литературы они также лежат. Любой певец вознаграждается. Но не исключено, что литература существовала бы, если бы за это били. Потому что для человека – это потребность, какая-то часть его энергетики, его устройства.
Если не считать заработок на учебно-производственном комбинате в школьные годы, то первые деньги я заработал статьей о концерте органной музыки. Мамина знакомая, зная о том, что я пытаюсь что-то писать, отправила меня в филармонию. Мне тогда было 16 лет.
В 90-е я работал начальником рекламного отдела банка "Инко". И вприпрыжку сбежал оттуда. Мое бегство стало катастрофой и для родителей, и для меня. Потому что там я получал деньги, необходимые для выживания.
Дело было так. Я поехал в Воронеж монтировать видеоотчет о том, как работники банка съездили в Финляндию учиться рекламе. И вот я отправился в Воронеж и вместо пяти дней, мы смонтировали фильм за один день. А оставшиеся четыре я потратил на то, чтобы съездить в Москву и поступить в литинститут.
Я занимался тогда в драматургической школе-студии Анатолия Дьяченко, и он зажигательно рассказывал о литинституте. Говорил, что, если вы хотите заниматься этим профессионально, то надо поступать. Не знаю, прав ли он был, но я ему поверил.
Понятно, что сейчас бы я не поехал в Москву – если вернуться назад – ни за какие коврижки. В 90-е это был способ выживания – чтобы не спиться, тогда же четко объяснили, что не будет украинского кино.
Если не считать заработок на учебно-производственном комбинате в школьные годы, то первые деньги я заработал статьей о концерте органной музыки. Мамина знакомая, зная о том, что я пытаюсь что-то писать, отправила меня в филармонию. Мне тогда было 16 лет.
В 90-е я работал начальником рекламного отдела банка "Инко". И вприпрыжку сбежал оттуда. Мое бегство стало катастрофой и для родителей, и для меня. Потому что там я получал деньги, необходимые для выживания.
Дело было так. Я поехал в Воронеж монтировать видеоотчет о том, как работники банка съездили в Финляндию учиться рекламе. И вот я отправился в Воронеж и вместо пяти дней, мы смонтировали фильм за один день. А оставшиеся четыре я потратил на то, чтобы съездить в Москву и поступить в литинститут.
Я занимался тогда в драматургической школе-студии Анатолия Дьяченко, и он зажигательно рассказывал о литинституте. Говорил, что, если вы хотите заниматься этим профессионально, то надо поступать. Не знаю, прав ли он был, но я ему поверил.
Понятно, что сейчас бы я не поехал в Москву – если вернуться назад – ни за какие коврижки. В 90-е это был способ выживания – чтобы не спиться, тогда же четко объяснили, что не будет украинского кино.
“
В Киеве часто встречаются предложения неприличные по деньгам. И люди почему-то считают приличным их озвучивать
Зарабатываю ли я драматургией? Если считать сценаристику драматургией, то да. Все-таки я с 2000 года практически не работаю в офисе. Мне никогда не гарантирована зарплата. Не было месяца, чтобы я знал, что у меня будет доход. Грубо говоря, я ем только то, что написал. Это непростая жизнь, но иногда я прихожу от нее в восторг.
Гонорары – проблема не столь существенная, когда имеешь дело с профессионалами своего дела. С людьми, которые всерьез хотят что-то сделать и понимают, что и сколько стоит. Но в Киеве часто встречаются предложения неприличные по деньгам. И люди почему-то считают приличным это озвучивать.
Самые легкие деньги, которые я заработал творчеством? Они впереди. Самая дорогая и безумная покупка – крюки, чтобы висеть вниз головой.
Недавно я реализовал свою мечту – купил книгу "Древний Киев" археолога Михаила Каргера, первый том. Давно хотел, но все как-то не доходили руки. В антикварных магазинах она стоит 9000 грн, я нашел дешевле. Плохое качество обложки, кто-то что-то клеил на нее. Но я это сделал.
Гонорары – проблема не столь существенная, когда имеешь дело с профессионалами своего дела. С людьми, которые всерьез хотят что-то сделать и понимают, что и сколько стоит. Но в Киеве часто встречаются предложения неприличные по деньгам. И люди почему-то считают приличным это озвучивать.
Самые легкие деньги, которые я заработал творчеством? Они впереди. Самая дорогая и безумная покупка – крюки, чтобы висеть вниз головой.
Недавно я реализовал свою мечту – купил книгу "Древний Киев" археолога Михаила Каргера, первый том. Давно хотел, но все как-то не доходили руки. В антикварных магазинах она стоит 9000 грн, я нашел дешевле. Плохое качество обложки, кто-то что-то клеил на нее. Но я это сделал.
"Если прет – |
Татьяна Киценко, драматург, сценарист, куратор социально-культурных проектов
Татьяна Киценко. Фото: Мирослава Хорошун
Воснове искусства лежит импульс: неведомая мощная хрень внутри тебя требует реализации и не отпускает, пока не выйдет наружу. Это вообще не о деньгах. Скорее, о предназначении и возможности высказаться.
Сценарии и пьесы нуждаются в воплощении – и вот тут уже возникает вопрос о деньгах. Театр – дорогое удовольствие вроде большого тенниса. Кино – еще дороже. Кстати, я поддерживаю мысль, что хороший и плохой продукт требуют примерно одинакового количества ресурсов. Поэтому компромиссы бессмысленны: ты все равно потратишь уйму сил, так сделай хорошо.
Я пишу сценарии для сериального производства, это мое ремесло. Я вписываюсь в рамки формата – и получаю за это деньги. Это нормально. Вопрос, писала бы я для сериалов, если бы меня кормили театральные постановки? Возможно, но гораздо реже.
Самые легкие деньги всегда заработаны на хобби. В институте мне нравилось составлять кроссворды, и я удивилась, когда мне стали за это платить. Кроссворды печатали в одной харьковской газете, в студенческие времена это была существенная подработка.
Всегда приятно, когда платят театры: пока на это я рассчитывать не привыкла. Мою пьесу "Женщины и снайпер" в 2015-м отобрали для театрального проекта Wilder Osten. Ereignis Ukraine, поставили в Магдебургском театре, несколько раз показали. Я получила свой гонорар – кажется, около 350 евро. Тогда неожиданно для себя открыла, что тексты, которые ты делаешь не для денег, тоже могут монетизироваться. Кстати, перед этим была постановка пьесы "Белохалатность" в Черкасском театре, размер роялти составил что-то вроде 47 гривень.
По образованию я преподаватель русского языка и мировой литературы, английского языка.
Еще до поступления в институт я преподавала английский в сельской школе. Мне было 17, то есть, я была всего на год старше своих учеников. Тогда мне даже понравилось. Зато когда на пятом курсе института я работала в еще одном селе, директор заявила, что я "не справжня вчителька". Считаю, это комплимент. Самое лучшее в школе – это дети.
Мне было страшно, куда я пойду со своим педагогическим, филологическим образованием. Оказалось, торговля нас любит. Сразу по окончании вуза я занималась продажей профессиональной косметики для волос. Потом продавала керамическую плитку. Потом – сантехнику оптом. Когда же меня, наконец, уволили, подруга заявила: "Слушай, Киценко, ты собираешься до конца жизни торговать унитазами? Хотела писать – пиши". Так я попала в журналистику: Лена мне отдала колонку "Два мнения" в газете "Пятница". За год я сделала головокружительную карьеру и стала главным редактором журнала "Афиша.Харьков". Пахала, как сумасшедшая – что, впрочем, на тот момент не делало меня хорошим главредом. В 2007-м переехала в Киев, где работала редактором-журналистом в профессиональных изданиях и глянце.
Сценарии и пьесы нуждаются в воплощении – и вот тут уже возникает вопрос о деньгах. Театр – дорогое удовольствие вроде большого тенниса. Кино – еще дороже. Кстати, я поддерживаю мысль, что хороший и плохой продукт требуют примерно одинакового количества ресурсов. Поэтому компромиссы бессмысленны: ты все равно потратишь уйму сил, так сделай хорошо.
Я пишу сценарии для сериального производства, это мое ремесло. Я вписываюсь в рамки формата – и получаю за это деньги. Это нормально. Вопрос, писала бы я для сериалов, если бы меня кормили театральные постановки? Возможно, но гораздо реже.
Самые легкие деньги всегда заработаны на хобби. В институте мне нравилось составлять кроссворды, и я удивилась, когда мне стали за это платить. Кроссворды печатали в одной харьковской газете, в студенческие времена это была существенная подработка.
Всегда приятно, когда платят театры: пока на это я рассчитывать не привыкла. Мою пьесу "Женщины и снайпер" в 2015-м отобрали для театрального проекта Wilder Osten. Ereignis Ukraine, поставили в Магдебургском театре, несколько раз показали. Я получила свой гонорар – кажется, около 350 евро. Тогда неожиданно для себя открыла, что тексты, которые ты делаешь не для денег, тоже могут монетизироваться. Кстати, перед этим была постановка пьесы "Белохалатность" в Черкасском театре, размер роялти составил что-то вроде 47 гривень.
По образованию я преподаватель русского языка и мировой литературы, английского языка.
Еще до поступления в институт я преподавала английский в сельской школе. Мне было 17, то есть, я была всего на год старше своих учеников. Тогда мне даже понравилось. Зато когда на пятом курсе института я работала в еще одном селе, директор заявила, что я "не справжня вчителька". Считаю, это комплимент. Самое лучшее в школе – это дети.
Мне было страшно, куда я пойду со своим педагогическим, филологическим образованием. Оказалось, торговля нас любит. Сразу по окончании вуза я занималась продажей профессиональной косметики для волос. Потом продавала керамическую плитку. Потом – сантехнику оптом. Когда же меня, наконец, уволили, подруга заявила: "Слушай, Киценко, ты собираешься до конца жизни торговать унитазами? Хотела писать – пиши". Так я попала в журналистику: Лена мне отдала колонку "Два мнения" в газете "Пятница". За год я сделала головокружительную карьеру и стала главным редактором журнала "Афиша.Харьков". Пахала, как сумасшедшая – что, впрочем, на тот момент не делало меня хорошим главредом. В 2007-м переехала в Киев, где работала редактором-журналистом в профессиональных изданиях и глянце.
“
Неожиданно для себя открыла, что тексты, которые ты делаешь не для денег, тоже могут монетизироваться
В журналистике я проработала больше десяти лет. Часто говорят, что надо больше платить чиновникам, чтобы они не брали взяток, но почему-то молчат, что надо больше платить журналистам, раз уж ожидаем от них объективности. Самое противное в работе журналиста – заказухи. Из-за них я почти сразу ушла из политизированной прессы.
Когда издания стали закрываться пачками, я ушла в сценарное дело. С 2016 года пишу сценарии для детективных сериалов. Обожаю детективы: в них можно безнаказанно убивать.
С января по октябрь 2014-го я писала "Женщины и снайпер" – чтобы как-то переварить, отрефлексировать на события Майдана и начало войны, я никогда столько не плакала. Пьеса "Отелло стыдно" – попытка разобрать свою детскую травму. "Пенита ля трагедия" – работа с собственной склонностью к созависимости.
Постановка "ПЕНІТА.опера" – документальная постановка о женщинах, осужденных на пожизненное заключение. На момент написания текста пожизненниц было 21. У четверых из этих женщин я взяла интервью в Качановской колонии. Самое большое потрясение после общения с осужденными на пожизненное – большинство из них – как вы и я. Трое из четверых были моложе меня – красивые девчонки, со своими интересами, понятными желаниями, страхами.
Конечно, среди пожизненниц невиновных нет, их судили по 115-й статье, часть 2-я – за убийство с отягощающими. Однако каждый человек имеет право на справедливый приговор. И каждый имеет право исправиться – и выйти на свободу. В других странах через 15-25 лет после отбывания наказания женщину могут выпустить по УДО. У нас пожизненное – до гробовой доски. Вот и получается: "Не випустять, бо не змінюємось, не змінюємось, бо не випустять".
"ПЕНІТА.опера" была реализована в рамках программы Culture Bridges, грант составил 20 тысяч евро. Денег на полноценную постановку не хватило, пришлось искать дополнительные ресурсы. У нас были гастроли по четырем городам Украины – а это отдельная статья расходов. Я на проекте была не только драматургом, но и куратором: фандрайзингом и подбором кандидатов на ключевые позиции занималась я. Без надежной команды проекта бы не было.
Цели окупить "ПЕНІТА.оперу" мы изначально не ставили, и на показы в рамках проекта вход был бесплатным. Сейчас постановка – в репертуаре Киевского театра оперетты, однако о возврате вложенных денег речь по-прежнему не идет. Возможно, зарубежные гастроли как-то выровняли бы ситуацию, но сейчас европейским театрам не намного лучше, чем нашим.
Каждый текст я пишу, чтобы разобраться в чем-то для меня непонятном, в себе. Я, которая начала писать пьесу, и я, которая ее закончила, – это всегда немного разные люди.
Когда издания стали закрываться пачками, я ушла в сценарное дело. С 2016 года пишу сценарии для детективных сериалов. Обожаю детективы: в них можно безнаказанно убивать.
С января по октябрь 2014-го я писала "Женщины и снайпер" – чтобы как-то переварить, отрефлексировать на события Майдана и начало войны, я никогда столько не плакала. Пьеса "Отелло стыдно" – попытка разобрать свою детскую травму. "Пенита ля трагедия" – работа с собственной склонностью к созависимости.
Постановка "ПЕНІТА.опера" – документальная постановка о женщинах, осужденных на пожизненное заключение. На момент написания текста пожизненниц было 21. У четверых из этих женщин я взяла интервью в Качановской колонии. Самое большое потрясение после общения с осужденными на пожизненное – большинство из них – как вы и я. Трое из четверых были моложе меня – красивые девчонки, со своими интересами, понятными желаниями, страхами.
Конечно, среди пожизненниц невиновных нет, их судили по 115-й статье, часть 2-я – за убийство с отягощающими. Однако каждый человек имеет право на справедливый приговор. И каждый имеет право исправиться – и выйти на свободу. В других странах через 15-25 лет после отбывания наказания женщину могут выпустить по УДО. У нас пожизненное – до гробовой доски. Вот и получается: "Не випустять, бо не змінюємось, не змінюємось, бо не випустять".
"ПЕНІТА.опера" была реализована в рамках программы Culture Bridges, грант составил 20 тысяч евро. Денег на полноценную постановку не хватило, пришлось искать дополнительные ресурсы. У нас были гастроли по четырем городам Украины – а это отдельная статья расходов. Я на проекте была не только драматургом, но и куратором: фандрайзингом и подбором кандидатов на ключевые позиции занималась я. Без надежной команды проекта бы не было.
Цели окупить "ПЕНІТА.оперу" мы изначально не ставили, и на показы в рамках проекта вход был бесплатным. Сейчас постановка – в репертуаре Киевского театра оперетты, однако о возврате вложенных денег речь по-прежнему не идет. Возможно, зарубежные гастроли как-то выровняли бы ситуацию, но сейчас европейским театрам не намного лучше, чем нашим.
Каждый текст я пишу, чтобы разобраться в чем-то для меня непонятном, в себе. Я, которая начала писать пьесу, и я, которая ее закончила, – это всегда немного разные люди.
"Я всегда доволен |
Евгений Марковский (47), писатель, драматург, переводчик, журналист. Автор 50 рассказов, восьми пьес. Пишет роман
Евгений Марковский. Фото: facebook.com/markovskij
В 1994 году я и мой одногруппник решили ограбить женщину. Мы учились на втором курсе филфака. Это было время для многих, мягко говоря, не очень радужное. Мы были бюджетниками и получали стипендию, но этих крох нам, 19-летним, для веселой жизни не хватало. А так хотелось выпить пива, купить креветок, сходить в кабак, на дискотеку с девочками.
И однажды такое в нас взыграло отчаяние, что одногруппник подбил меня кого-то ограбить. Мы поехали в спальный район Херсона, углубились во дворы, которые тогда были очень скудно освещены, и начали поджидать на аллейке прохожих. Лучше девушку или женщину – с сумочкой или украшениями. Я остался на стреме, мой товарищ пошел за одной из женщин, которая наконец-то появилась.
Ждал его минут пять, пребывая на стреме не только в прямом смысле слова, но и в переносном – психологически. В итоге мой друг появляется из темноты и говорит: "Пошли. Я не смог". После этого мы почувствовали крайнюю степень облегчения и свободы из-за того, что не ограбили. И буквально на следующий день нам какие-то деньги подвалили. То ли мы стипендию получили, то ли еще что-то. Так что мы все-таки устроили скромный пир с сыром, пивом и грибами.
Впервые я стал зарабатывать в 1998 году. Когда закончил институт, факультет русского языка и зарубежной литературы, и устроился интервьюером – участвовал в соцопросах перед выборами.
Два с половиной месяца преподавал в лицее зарубежную литературу на четверть ставки. Это очень тяжелая работа. Она изматывала. Зарабатывал 260 гривень в месяц. Это был 2009 год.
Самый большой литературный гонорар – $2000. Его я получил за перевод пьесы Мартина Макдонаха "Калека с острова Инишмаан", который мне заказал театр имени Леси Украинки. Потом узнал, что продешевил.
Литературой я зарабатываю очень редко. В основном – это роялти от показов. Например, был спектакль по моей пьесе "Одноразовые стаканчики". Он шел всего два раза в киевском театре "Черный квадрат". И за это я получил около 3000 гривень.
И однажды такое в нас взыграло отчаяние, что одногруппник подбил меня кого-то ограбить. Мы поехали в спальный район Херсона, углубились во дворы, которые тогда были очень скудно освещены, и начали поджидать на аллейке прохожих. Лучше девушку или женщину – с сумочкой или украшениями. Я остался на стреме, мой товарищ пошел за одной из женщин, которая наконец-то появилась.
Ждал его минут пять, пребывая на стреме не только в прямом смысле слова, но и в переносном – психологически. В итоге мой друг появляется из темноты и говорит: "Пошли. Я не смог". После этого мы почувствовали крайнюю степень облегчения и свободы из-за того, что не ограбили. И буквально на следующий день нам какие-то деньги подвалили. То ли мы стипендию получили, то ли еще что-то. Так что мы все-таки устроили скромный пир с сыром, пивом и грибами.
Впервые я стал зарабатывать в 1998 году. Когда закончил институт, факультет русского языка и зарубежной литературы, и устроился интервьюером – участвовал в соцопросах перед выборами.
Два с половиной месяца преподавал в лицее зарубежную литературу на четверть ставки. Это очень тяжелая работа. Она изматывала. Зарабатывал 260 гривень в месяц. Это был 2009 год.
Самый большой литературный гонорар – $2000. Его я получил за перевод пьесы Мартина Макдонаха "Калека с острова Инишмаан", который мне заказал театр имени Леси Украинки. Потом узнал, что продешевил.
Литературой я зарабатываю очень редко. В основном – это роялти от показов. Например, был спектакль по моей пьесе "Одноразовые стаканчики". Он шел всего два раза в киевском театре "Черный квадрат". И за это я получил около 3000 гривень.
“
Я не экономлю, и если на меня внезапно сваливается крупная сумма, то считаю должным ее потратить в свое удовольствие
Сейчас работаю журналистом. Самые легкие деньги, которые я заработал творчеством, – перевод пьесы Макдонаха. Не могу не писать. Я люблю работать со словами. Мне нравится их составлять. Деньги для меня не на первом месте. Никогда не пробовал издавать свою прозу. Не рассылаю свои тексты по издательствам, театрам, агентствам – не хочу.
Самая дорогая и безбашенная покупка? Я в ней сегодня щеголял. Это шортотрусы фирмы Puma, купил их два года назад. Такого рода одежда необходима нам, когда лето наступает, поэтому в холодный период ты забываешь о шортах. Для меня было шоком, когда мне жена сказала, что мы их вместе покупали и стоили они 800 гривень. Сейчас я бы никогда не купил эти трусы. Потому что у меня нет лишних денег. А в тот период мне выплатили гонорар за перевод и тогда же я получил наследство – 250 000 гривень. Так что в то время мне эти 800 гривень казались ерундой.
Я накупил рубашек, джинсов, мы с семьей ездили в Асканию-Нову, Одессу, ходили в оперу. Останавливались в лучших отелях и ни в чем себе не отказывали. Это было хорошее время. Я не экономлю, и если на меня внезапно сваливается крупная сумма, то считаю должным ее потратить в свое удовольствие.
Не хочу машину. Зачем? Даже, если бы у меня постоянно был хороший доход, я бы ее не купил. Квартира у меня трехкомнатная, от мамы досталась. Надо бы ее продать и купить двухкомнатную. К чему нам вдвоем с женой трехкомнатная? Тем более, коммуналка дорогая.
Переезжать из Херсона не собираюсь. Я люблю мой город таким, какой он есть, несмотря на то, что это так себе место.
Я всегда доволен тем, что есть. Воспринимаю все события, какими бы они ни были, спокойно. Это свойство характера, темперамента. И мне такая моя способность нравится. А так, чтобы я был недоволен всем? Наверное, это был краткий период в юности, связанный с влюбленностью. Когда я на первом курсе влюбился в одногруппницу и три месяца по ней страдал. И даже подумывать стал, как бы покончить с этой жизнью, раз я так несчастен.
Если у меня отнять умение писать, я буду менее доволен жизнью. Но я не могу это потерять. Разве что впаду в кому. Хочу ли я впечатать свое имя в вечность? – Нет.
Самая дорогая и безбашенная покупка? Я в ней сегодня щеголял. Это шортотрусы фирмы Puma, купил их два года назад. Такого рода одежда необходима нам, когда лето наступает, поэтому в холодный период ты забываешь о шортах. Для меня было шоком, когда мне жена сказала, что мы их вместе покупали и стоили они 800 гривень. Сейчас я бы никогда не купил эти трусы. Потому что у меня нет лишних денег. А в тот период мне выплатили гонорар за перевод и тогда же я получил наследство – 250 000 гривень. Так что в то время мне эти 800 гривень казались ерундой.
Я накупил рубашек, джинсов, мы с семьей ездили в Асканию-Нову, Одессу, ходили в оперу. Останавливались в лучших отелях и ни в чем себе не отказывали. Это было хорошее время. Я не экономлю, и если на меня внезапно сваливается крупная сумма, то считаю должным ее потратить в свое удовольствие.
Не хочу машину. Зачем? Даже, если бы у меня постоянно был хороший доход, я бы ее не купил. Квартира у меня трехкомнатная, от мамы досталась. Надо бы ее продать и купить двухкомнатную. К чему нам вдвоем с женой трехкомнатная? Тем более, коммуналка дорогая.
Переезжать из Херсона не собираюсь. Я люблю мой город таким, какой он есть, несмотря на то, что это так себе место.
Я всегда доволен тем, что есть. Воспринимаю все события, какими бы они ни были, спокойно. Это свойство характера, темперамента. И мне такая моя способность нравится. А так, чтобы я был недоволен всем? Наверное, это был краткий период в юности, связанный с влюбленностью. Когда я на первом курсе влюбился в одногруппницу и три месяца по ней страдал. И даже подумывать стал, как бы покончить с этой жизнью, раз я так несчастен.
Если у меня отнять умение писать, я буду менее доволен жизнью. Но я не могу это потерять. Разве что впаду в кому. Хочу ли я впечатать свое имя в вечность? – Нет.
"Умри талант |
Наталья Блок, драматург, сценарист, преподаватель сценарного мастерства
Наталья Блок. Фото: Сергей Труш
Зачем я пишу? – Мне хочется высказаться. В мозге вырабатывается один и тот же гормон и когда ты влюблен, и когда принимаешь опиаты, и когда ты творишь – это дофамин, или гормон счастья. Это тот же кайф! Если бы мне не надо было зарабатывать, я бы делала тоже самое – я бы писала.
По профессии я театральный режиссер. Когда начинала писать пьесы, о деньгах вообще не думала. Уже позже пришлось поднимать вопрос о гонорарах. Но они в большинстве случаев были такими ничтожными. Самый большой мой гонорар за постановку пьесы – $1000. И поставили ее не в нашей стране. А самый маленький – семь гривень. Мне их прислали из одного украинского театра и написали, что это роялти от показа спектакля.
Из драматургов я перешла в сценаристы. В кино деньги есть. Кроме того, я веду различные курсы и тренинги сценарного и драматургического мастерства, которые тоже оплачиваются.
Одно время числилась на ставке драматурга в херсонском театре. По просьбе режиссера написала инсценировку "Кайдашевої сім’ї". Пришло время подписывать контракт, и тут начались чудеса. Директор долго договаривался с моим литературным агентом и мной о меньшем проценте. В литотделе, когда я сказала, что хочу положенные законом шесть процентов от продажи билетов, мне ответили: "Ты что?! Мы Макдонаху столько платим, а ты же местная! Бери три". Типа, умри талант без денег. В итоге поставили они эту пьесу. Удачно показали антрепризу в театре имени Франко, но особо денег я не увидела – что-то около 2000 грн. А потом этот спектакль перестали показывать.
Первая моя работа – препод по плетению фенечек (украшений) из бисера в херсонском дворце пионеров. Пришла с улицы и сказала, что хочу вести такой кружок. Взяла учебник и написала им программу. Плела с детьми фенечки. Когда надоело – ушла. Еще я работала библиотекарем и там же организатором массовых мероприятий. Но недолго. После того, как в 2003 году я написала сценарий ко дню памяти Стуса, меня уволила директорка.
Затем – журналист в газете. Это было идеально тогда, поскольку в мои 22 у меня уже был маленький ребенок, которого некому было забрать из садика. Все утренние мероприятия отписывала я, а вечерние тусовки отрабатывали другие.
По профессии я театральный режиссер. Когда начинала писать пьесы, о деньгах вообще не думала. Уже позже пришлось поднимать вопрос о гонорарах. Но они в большинстве случаев были такими ничтожными. Самый большой мой гонорар за постановку пьесы – $1000. И поставили ее не в нашей стране. А самый маленький – семь гривень. Мне их прислали из одного украинского театра и написали, что это роялти от показа спектакля.
Из драматургов я перешла в сценаристы. В кино деньги есть. Кроме того, я веду различные курсы и тренинги сценарного и драматургического мастерства, которые тоже оплачиваются.
Одно время числилась на ставке драматурга в херсонском театре. По просьбе режиссера написала инсценировку "Кайдашевої сім’ї". Пришло время подписывать контракт, и тут начались чудеса. Директор долго договаривался с моим литературным агентом и мной о меньшем проценте. В литотделе, когда я сказала, что хочу положенные законом шесть процентов от продажи билетов, мне ответили: "Ты что?! Мы Макдонаху столько платим, а ты же местная! Бери три". Типа, умри талант без денег. В итоге поставили они эту пьесу. Удачно показали антрепризу в театре имени Франко, но особо денег я не увидела – что-то около 2000 грн. А потом этот спектакль перестали показывать.
Первая моя работа – препод по плетению фенечек (украшений) из бисера в херсонском дворце пионеров. Пришла с улицы и сказала, что хочу вести такой кружок. Взяла учебник и написала им программу. Плела с детьми фенечки. Когда надоело – ушла. Еще я работала библиотекарем и там же организатором массовых мероприятий. Но недолго. После того, как в 2003 году я написала сценарий ко дню памяти Стуса, меня уволила директорка.
Затем – журналист в газете. Это было идеально тогда, поскольку в мои 22 у меня уже был маленький ребенок, которого некому было забрать из садика. Все утренние мероприятия отписывала я, а вечерние тусовки отрабатывали другие.
“
Из драматургов я перешла в сценаристы. В кино деньги есть
Недолгое время жила в Харькове и работала там ретушером в фотоцентре. Целыми днями ретушировала большие работы. Потом была журналистом на харьковском телевидении, имея весьма условное представление о профессии телевизионщика. Но быстро освоилась. В Харьков я поехала, потому что влюбилась (а уехала, потому что там холодно). Потом я била татуировки, торговала Мери Кей, работала редактором глянца. Даже была пресс-секретарем партии "Пора" в Харькове.
В партии делать было нечего, я целыми днями изучала фотошоп, раз в месяц делала интервью с нашим главой. Впоследствии он прогорел, не заплатил мне зарплату, а у меня ребенок и арендованная квартира. И я пошла на улицу торговать карточками МТС. Это было утомительно, и знакомые стали странно со мной здороваться – то я была редактором глянца, а тут к людям на улице пристаю. Этот список можно продолжать бесконечно. В перерывах между работами писала небольшие пьесы.
Первая большая пьеса "Опарыши" появилась после развода, когда у меня уже было трое детей. Эта пьеса победила на "Любимовке" (престижный международный конкурс драматургии в России. – Ред.).
А еще я с подругой организовала целую феминистическую организацию. Мы боролись за права женщин. Сняли фильм о женщинах-переселенках, назвали его "66 процентов". Их примерно столько приехало из зон боевых действий. В 2015 году их мужья в основном ушли – кто-то в сепаратисты подался, кто-то наоборот – начал воевать на нашей стороне. А женщины взяли детей, стариков и приехали к нам. У многих переселенок даже чистых простыней не было.
Тогда в обществе очень часто звучало слово "герой" – мужчины уходили в военкоматы, но невидимых героинь, которые приехали сюда, никого не зная, почти без денег, и каждый день решали, чем кормить детей, чем лечить стариков, – никто будто и не видел. Это кино о бытовом героизме, когда тебе надо не стрелять, а искать новую кастрюлю, работу, жилье. Потому что ты женщина-переселенка и должна тянуть всю семью одна.
Ощущение сюрреализма происходящего не покидало меня никогда. Я люблю кино Arizona Dream, потому что это о моей прежней жизни в Херсоне. Что-то происходило странное, какие-то отношения, кто-то играл на гармошке, кто-то вешался, кто-то изобретал какую-то машину, потому что хотел развлечься – такая пустота и степь, и люди придумывают себе что-то, чтобы заполнить эту пустоту.
Мне родственники говорили, что то, что я делаю, абсолютно бесполезно и на этом не заработаешь. Но я уже года три живу на то, что пишу.
В партии делать было нечего, я целыми днями изучала фотошоп, раз в месяц делала интервью с нашим главой. Впоследствии он прогорел, не заплатил мне зарплату, а у меня ребенок и арендованная квартира. И я пошла на улицу торговать карточками МТС. Это было утомительно, и знакомые стали странно со мной здороваться – то я была редактором глянца, а тут к людям на улице пристаю. Этот список можно продолжать бесконечно. В перерывах между работами писала небольшие пьесы.
Первая большая пьеса "Опарыши" появилась после развода, когда у меня уже было трое детей. Эта пьеса победила на "Любимовке" (престижный международный конкурс драматургии в России. – Ред.).
А еще я с подругой организовала целую феминистическую организацию. Мы боролись за права женщин. Сняли фильм о женщинах-переселенках, назвали его "66 процентов". Их примерно столько приехало из зон боевых действий. В 2015 году их мужья в основном ушли – кто-то в сепаратисты подался, кто-то наоборот – начал воевать на нашей стороне. А женщины взяли детей, стариков и приехали к нам. У многих переселенок даже чистых простыней не было.
Тогда в обществе очень часто звучало слово "герой" – мужчины уходили в военкоматы, но невидимых героинь, которые приехали сюда, никого не зная, почти без денег, и каждый день решали, чем кормить детей, чем лечить стариков, – никто будто и не видел. Это кино о бытовом героизме, когда тебе надо не стрелять, а искать новую кастрюлю, работу, жилье. Потому что ты женщина-переселенка и должна тянуть всю семью одна.
Ощущение сюрреализма происходящего не покидало меня никогда. Я люблю кино Arizona Dream, потому что это о моей прежней жизни в Херсоне. Что-то происходило странное, какие-то отношения, кто-то играл на гармошке, кто-то вешался, кто-то изобретал какую-то машину, потому что хотел развлечься – такая пустота и степь, и люди придумывают себе что-то, чтобы заполнить эту пустоту.
Мне родственники говорили, что то, что я делаю, абсолютно бесполезно и на этом не заработаешь. Но я уже года три живу на то, что пишу.
Дата: 11 сентября 2021 года
Верстка: Анна Андреева
Верстка: Анна Андреева
© 2021 Все права защищены.
Информационное агентство ЛИГАБизнесИнформ