Период тотального дефицита, бартерных зарплат. Отвоевать место на базаре, отстегнуть рэкетирам, договориться с налоговой – маркеры того времени.

У меня об этом периоде нет никаких приятных воспоминаний. Несмотря на то, что это были молодые годы, нам приходилось выживать. Мы едва ли выкарабкивались из нищеты. Это было ужасное состояние, когда ты обеспечен работой, учебой, и в один день ты очутился никому ненужным, потерял все. Это тот случай, когда в Союзе действительно было лучше. Мои ощущения от того времени – темные, холодные. Это период миллионов сломанных судеб. Интеллигенция, профессура, высокообразованные люди - все вынуждены были идти на базар, потому что там была возможность получить “живые” деньги. Многие сбегали за границу – тут выжить было невероятно сложно. Выгребли те, кто не сломался, те, у кого была предпринимательская жилка. Поддержки не было никакой.

Становление бизнеса. В 90-х обуви не было нигде, и в Житомирских ателье с ночи занимали очереди. Прийти в этот бизнес мне было, наверное, предначертано судьбой. В Житомире есть обувная фабрика. В этой отрасли, в сети ателье “Индпошив”, работала моя мама, на фабрике сапожниками работали дядя, брат. По напутствию тетки в техникум легкой промышленности в Киеве поступила и я.

После распада Союза экономика пошла на спад, все начало рушиться. Дефицит всего, в том числе и обуви, усугубился, зарплаты не платили. Те, кто был смекалистее, в начале 90-х с вступлением в силу закона о кооперации, выкупали ателье и создавали на их базе кооперативы. Мама шила в кооперативе, я работала на фабрике. И уже тогда, в начале 90-х мы с мамой стали думать, как же и нам самим заработать.

В середине 90-х жизнь была очень сложной. Я работала на Житомирской обувной фабрике мастером. И вместо зарплаты нам давали хлеб, из которого можно было фигурки лепить, и пирожки со старым тягучим повидлом. Детей нужно было как-то поднимать. И это был тот период, когда начали появляться одиночные предприниматели, скорее обувщики-ремесленники.

В сарайчике, где раньше мы держали свиней, мама уже оборудовала мини цех по пошиву обуви на заказ. Мама, дядя, брат, я – все были в деле. Мы начинали с нуля, капитала стартового не было никакого. На фабрике я уже отвечала за качество продукции, и у меня была возможность видеть, трогать, пробовать все то лучшее, что изготавливала Житомирская обувная фабрика для иностранцев. Этот уровень допуска и опыт очень многое мне дал для развития своего бизнеса.

У меня не было высокой цели. Все сводилось к тому, чтобы выжить, чтобы дети были одеты и накормлены.

В то время все приторговывали, чем могли. Мы с подругами ехали в Киев на “Первую трикотажную фабрику”, там подруга-одногруппница работала в отделе сбыта. Мы набирали баулы комнатных тапочек. Затем ехали в Таганрог, Ростов-на-Дону, чтобы их продать. Так зарабатывался первый капитал. Я накопила $240 и в 1995 году купила машинку. Это был старый, отреставрированный “Singer”, купленный у механика какой-то обувной фабрики. Ее поставили на кухне. И по вечерам мы с мамой делали заготовки для тех, кто уже занимался бизнесом, работали, можно сказать, под заказ. Это была возможность иметь “живые”, реальные деньги.

В 1995-1996 г., мой брат уже вовсю торговал на базаре своей готовой обувью. За ночь затянет 5-6 пар сапог, а утром на рынке в считанные минуты их раскупают. Но в какой-то момент нам работать только с заготовками стало неинтересно. Я поехала на базар, купила три пары сапог, как сейчас это помню, по $25. И решила проверить, а есть ли спрос на обувь в столице. Возле Республиканского стадиона я продала эти три пары вдвое дороже - по $50 за пару.

Я помню, как ко мне рэкетиры подошли, требовали денег. Сколько точно, я не помню, но это были немалые деньги. Но я им ни копейки не дала – подняла шум, я же тогда еще ничего не наторговала, и они ушли ни с чем. Рэкетиры – это признак того времени. Где бы мы не стояли, мы везде должны были платить мзду крепким браткам. Для них это был рай – 18-20-летние мальчишки ходили с сумкой, в которую все торговцы должны были класть деньги. Отделаться от рэкетиров мы смогли уже после прихода к власти Виктора Ющенко, в 2004 году.

Тогда я поняла, что так можно неплохо зарабатывать на себя. Я пригласила соседа-сапожника. И мы с мамой по вечерам кроили, шили, а утром сосед и брат в нашем цеху-сарайчике из наших заготовок создавали обувь. За неделю собиралось 12-15 пар готовой обуви, и в выходные я ехала на базар.

Для меня базар был самым страшным местом. Туда нужно было приезжать в 5 утра, выбивать место. Вскладчину с соседкой мы нанимали машину, “выбивали” место и продавали обувь. Уже тогда мы были зарегистрированы предпринимателями. Но никаких налогов мы не платили, сдавали вместо отчетов какие-то пустые писульки, вели какие-то псевдокассовые книги. Люди просто выживали, как умели. Единственный официальный платеж – плата за место на базаре.

Многие из предпринимателей-самоучек середины 90-х так и не развили свое дело. Они и сейчас работают в подвальных мастерских, ездят на базары, зарабатывая себе на жизнь.

Бизнес и власть. Однажды в гости нагрянули инспекторы налоговой. У нас в городе есть целый район Мальованка, где практически в каждом доме шьют обувь или выращивают свиней, и все торгуют на базаре. И, видя, что нашу обувь на рынке разбирают на ура, один из завистливых соседей сдал меня налоговикам. Но все удалось уладить, кому-то пришлось занести презент, какие-то деньги.

Стратегия роста. Я продавала в неделю около 10 пар. И для нас это было хорошим подспорьем. В какой-то момент, в конце 90-х, мы с братом решили разделиться, и каждый пошел в свой отдельный бизнес. Но иногда мы объединяемся... Помню мега заказ на 30 пар мужской обуви на натуральном меху, который нужно было выполнить в очень короткие сроки. Мы это сделали, правда, нам обоим после этого стало плохо – к обоим по очереди вызывали «скорую».

В 2000 году я ушла с фабрики. Я невероятно устала, уже не выдерживала нагрузки. К нам на фабрику тогда приехала технолог из Болгарии, и я с ней этим поделилась, показала свою обувь. Ее слова о том, что я могла бы успешно развивать свой бизнес, а не тратить время на фабрике без зарплаты, оказались волшебным пинком. Я написала заявление и через две недели уже была свободна.

Мы увеличили объемы – стали шить по 20 пар обуви в неделю, а потом и тысячи пар в год. Ко мне стояли очереди, у нас обувалась вся налоговая. При этом мы никогда не давали рекламу, на нас работало “сарафанное радио”.

Возможно, нам в чем-то повезло. Но я убеждена, что успешным может быть только тот бизнес, который создается с душой. Я с большим уважением отношусь к людям, которые сумели создать честный бизнес. Это колоссальный труд. И я бы очень хотела, чтобы и мои внуки, Алинины детки, продолжили наше семейное дело.

Или прочитайте воспоминания других предпринимателей